В театре им. Моссовета режиссер Инна Данкман ставила пьесу "Двери хлопают". На одну из репетиций пришел Юрий Завадский. (Дело в театре обычное: очередной режиссер возится-возится год, потом приходит главный режиссер и царственной рукой за неделю все разводит на свои места.) В одной из сцен артист Леньков должен был выйти с гирляндой воздушных шариков, но их на тот момент нигде не было, реквизиторы сказали: "Обойдешься – хороший артист и без шариков сыграет!" Но Саша Леньков, не лишенный режиссерских способностей, сам придумал выход: нашел где-то здоровый радиозонд, надул его и вытащил на сцену на веревочке, ожидая режиссерской похвалы. И тут же услышал недовольный голос Завадского: "Что это такое? Почему Леньков с надутым презервативом?.." "Что вы, Юрий Александрович, – стали ему объяснять Леньков и Данкман, – это радиозонд…" "Прекратите, – хлопнул по столу мэтр, – я еще, слава Богу, помню, как выглядит презерватив!.."
***
В былые времена политучеба была неотъемлемой частью театральной жизни. Обкомы, горкомы, райкомы твердо полагали, что без знания ленинских работ ни Гамлета не сыграть, ни Джульетту. Так что весь год – раз в неделю занятия, в финале строгий экзамен. Народных артистов СССР экзаменовали отдельно от прочих. Вот идет экзамен в театре им. Моссовета. Отвечает главный режиссер Юрий Завадский: седой, величественный, с неизменным острозаточенным карандашом в руках. "Юрий Александрович, расскажите нам о работе Ленина "Материализм и эмпириокритицизм"". Завадский задумчиво вертит в руках карандаш и величественно кивает головой: "Знаю. Дальше!" Рапкомовские "марксоведы" в растерянности: "А о работе Энгельса "Анти-Дюринг"?" Завадский вновь "снисходит кивнуть": "Знаю. Дальше!.."
Следующей впархивает Вера Марецкая. Ей достается вопрос: антиреволюционная сущность троцкизма. Марецкая начинает: "Троцкизм… это…" И в ужасе заламывает руки: "Ах, это кошмар какой-то, это ужас какой-то – этот троцкизм! Это так страшно! Не заставляйте меня об этом говорить, я не хочу, не хочу!!" Не дожидаясь истерики, ее отпускают с миром. До следующего года.
***
Когда-то много лет назад актриса театра им. Моссовета Галя Дашевская вышла замуж за нападающего футбольной сборной ЦСКА Колю Маношина. В один из первых дней семейной жизни они оказались в ресторане Дома актера, и Галя увидела за одним из столов великого актера Леонида Маркова. "Пошли, – потащила она Маношина, – мы с Леней в одном театре работаем, я вас познакомлю!" Маношин упирался изо всех сил: "Да что я пойду, он меня знать не знает!.." Но Дашевская все-таки дотащила Колю до Маркова: "Вот, Ленечка, знакомься: это мой муж!" Уже сильно к тому моменту принявший Марков оглядел Маношина из-под тяжелых век и мрачно спросил: "Шестой, что ль?" Коля, всю жизнь игравший под шестым номером, чуть не прослезился: "Гляди-ка, знает!!"
***
Театр им. Моссовета был на гастролях в Тбилиси. Однокурсница Гали Дашевской, грузинка, пригласила ее в дом, где собиралась грузинская интеллигенция. Ну, конечно, тосты, здравицы – из уважения к Гале, в основном, по-русски. А ближе к концу вечера заспорили: кто из присутствующих больше прочих сделал для родной Грузии. Какой-то меценат тут же учредил приз победителю: ящик лучшего коньяка! Страсти разгорелись нешуточные: кто-то гордился своей картиной, кто-то памятником, кто-то литературным переводом… Дашевская слушала-слушала, потом набралась смелости и встала. "Простите меня, – сказала она, – но, как мне кажется, больше всех вас для Грузии сделала моя семья!" От такого нахальства красивой русской девочки все притихли. "Да! – продолжала Галя. – Во время переигровки на первенство СССР по футболу в матче "ЦСКА" – "Динамо" (Тбилиси) мой муж, полузащитник ЦСКА Коля Маношин, забил единственный гол… в свои ворота, и "Динамо" (Тбилиси) впервые стало чемпионом СССР!"
Под оглушительные крики на обоих языках во славу Маношина призовой ящик был немедленно вручен Гале Дашевской.
***
Заведующий литчастью театра им. Моссовета всю прессу о спектаклях и об актерах театра вывешивал на специальную доску. Как-то вывесил он интервью Валентины Талызиной газете "Вечерняя Москва". Статья называлась гордо: "Я – Талызина!" Мимо доски проходила другая актриса с мужем. Остановилась и говорит: "Ну, посмотри, что это такое! Просто верх нескромности! Ну что это: "Я – Талызина!"" "Не огорчайся, дорогая, – посоветовал муж. – Ты лучше дай интервью "Московскому комсомольцу" и назови его: "И я – Талызина!""
***
Театр им. Вахтангова – на гастролях в Греции. Годы были, как потом стали говорить, "застойные", так что при большом коллективе – два кэгэбэшника. Всюду суются, "бдят", дают указания. Перед началом вахтанговского шлягера "Принцесса Турандот" один из них подбегает к Евгению Симонову, главному режиссеру театра, и нервно ему выговаривает: "Евгений Рубенович, артист Ю. пьян, еле на ногах стоит, это позор для советского артиста! У меня посол на спектакле и другие официальные лица!" Симонов, убегая от надоевшего до чертей кэгэбэшника, прокричал на ходу: "Мне некогда, голубчик, разберитесь сами!"
Тот бежит в гримуборную. Артист Ю., засунув голову под кран с холодной водой, приводит себя в творческое самочувствие. Стоя над ним, гэбэшник звенящим голосом провозглашает: "Артист Ю.! Официально вам заявляю, что вы сегодня не в форме!" На что тот, отфыркиваясь от воды и еле ворочая языком, ответил вполне в стиле "Турандот": "Ну и что? Ты вон тоже в штатском!"
***
На вахтанговской сцене идет "Антоний и Клеопатра". В главной роли – Михаил Ульянов. События на сцене близятся к развязке: вот-вот героя истыкают ножами… По закулисью из всех динамиков разносится бодрый голос помрежа: "Передайте Ульянову: как только умрет, пусть сразу же позвонит домой!"
***
В Вахтанговском театре – объявление помрежа по громкой связи: "Коваль, Коваль, как только разденетесь, сразу же идите на женскую сторону!"
***
Там же, по громкой – во время спектакля: "Почему не горит Смольный? Немедленно зажгите Смольный!!"
***
В театре им. Вахтангова давали "Анну Каренину". Инсценировку написал Михаил Рощин, поставил Роман Виктюк, играла Людмила Максакова – набор, как говорится, высшего класса! Спектакль же получился… мягко говоря, длинноватый. Около пяти часов шел.
На премьере где-то к концу четвертого часа пожилой еврей наклоняется к Григорию Горину, сидевшему рядом: "Слушайте, я еще никогда в жизни так долго не ждал поезда!.."
***
Евгений Симонов рассказал мне замечательную байку об актере Вахтанговского театра, который завел любовницу в своем дворе, в доме напротив. Очень гордился при этом своей оборотистостью: ловко, мол, устроился, чего и всем советую! Однажды он сказал жене, что едет на три дня в Ленинград на гастроли, а сам закатился к любимой и три дня гужевался там, как душа хотела. К концу третьего дня хозяйка попросила его вынести накопившийся мусор. Артист в трико и домашних тапочках вышел на помойку, вытряхнул ведра и привычно – помойка-то своя, родная! – пошел домой. Нажал кнопку звонка и в этот момент сообразил своей похмельной башкой, что сотворил, но было поздно. Законная жена открыла дверь и обалдела: "Откуда ты, милый?" Представьте себе этого "оборотистого", в трико и тапочках на босу ногу, с двумя мусорными ведрами в руках, не нашедшего ничего лучше, чем ответить: "Как откуда? Из Ленинграда!"
***
Артист театра им. Вахтангова Саша Галевский, красавец с типичной славянской внешностью, фактурой былинного богатыря и соответствующим характером, на гастролях в Германии решил купить себе самый что ни на есть модный костюм. Не имея абсолютно никакой склонности к изучению языков, он долго и тщательно расспрашивал коллег, как найти подходящий магазин. Ему объяснили, что он называется "Югенд моден" – "Молодежная мода". Саша отправился за покупкой, повторяя про себя, чтоб не расплескать, название магазина, а дойдя до нужной улицы, остановил пожилую женщину и, тщательно выговаривая слова, спросил: "Где у вас тут… "Гитлерюгенд"?" Потом, когда ему объяснили, долго заливался смехом: "А я гляжу: что она так шарахнулась и побежала?!.."
***
Магазин Саша Галевский все-таки нашел, костюмчик нужный подобрал и пошел мерить. В это время в магазин вошли его друзья по театру. Вячеслав Шалевич рассказывает: "Мы прямо от двери поняли, что Сашка здесь! Из примерочной разносился его могучий баритон, исполнявший популярнейшую песню конца войны: "Ка-за-ки, ка-за-ки! Едут, едут по Берлину наши казаки!""
***
Это было в недавние благословенные времена, когда у советских людей была масса праздников. Просто каждый день был какой-то праздник: Дни рыбака, металлурга, шахтера, милиции… и всех-всех прочих! Народ получал возможность на законных основаниях круто выпить прямо на службе, раздавались награды и премии, местком выделял деньги на пропой и культобслуживание празднующих трудящихся. Последнее обстоятельство сделало эти праздники предметом особой любви актерской братии: во-первых, зарабатывались кое-какие деньги, а во-вторых, можно было выпить-закусить на халяву, поскольку угощали после концерта всегда!..
