Карташова. Ты Виталия знаешь не хуже меня. Вероятно, в некоторых вопросах даже лучше, чем я.
Бабкин. Я отвергаю подозрения!
Карташова. С Виталием что-то происходит.
Бабкин. Ты же знаешь — неприятности с проектом!
Карташова. До проекта... Двадцать один год жизни. Как в Третьяковской галерее — представлены все жанры. А я всегда была сторонницей реалистического направления.
Бабкин. Не любишь модерн?
Карташова. Виталий к модерну не приспособлен... А мне, как терапевту, модерн противопоказан. Натура — главное.
Бабкин. Хорошая ты натура, Ольга.
Карташова. Не подхалимничай! Меня беспокоит Виталий. Я знаю, он влюбчив. В эту пору он особенно следит за собой. Стрижется, бреется, душится, смотрится в зеркало, носит пестрые галстуки. Словом, ведет себя как настоящий породистый попугай.
Бабкин. Попугаи не бреются.
Карташова. Бреются... Потом все проходит. Впрочем, что я тебе говорю?!
Бабкин. Ольга, я ручаюсь — он любит только тебя!
Карташова. Что ты можешь сказать иного? Но ты не знаешь зенита его влюбленности. Если он вместо галстука надел «бабочку» — зенит!..
Бабкин. «Бабочка» — это что-то новое.
Карташова. Когда-то я увозила его с собой, устраивала сцены. Надоело. Я себя уважаю. Пожалуй, немного ленива... (Беспомощно.) Я не могу его выслеживать!
Бабкин. Да, конечно... Ты принимаешь какие-нибудь меры?
Карташова. Что я могу делать? Я медик... Кстати, Виталий не жаловался на сонливость?
Бабкин. Конечно! Он ужасно переутомился!
Карташова (смеется). Переутомился? Я делаю, что могу! В борщ или в суп в дни его «заседаний» я подливаю ложку снотворного. Раньше был бромурал, теперь более действенный нембутал...
Бабкин. Слушай, но он спит иногда и на настоящих заседаниях.
Карташова. Тут я ни при чем. Он мне свой график не показывает. (Просто.) Будет очень жаль, если мы расстанемся. Я ведь его, Женя, люблю. И ни о ком больше не думаю. И не смогу думать. Я бы даже сейчас решилась найти его объект и объяснить, что так нехорошо. Я бы пошла на это. Но Виталий так ее законспирировал, что не знаю, в какой области искать?!
Бабкин. Если таковая имеется, то, вероятно, не дальше Московской области.
Карташова. Остроты твои иногда бывают плоскими, как сковородка.
Бабкин. Без сковородки не приготовишь даже омлета!
Карташова (взглянув на часы). Пора. Все-таки надо собрать чемодан... (Вдруг.) У Геннадия хорошая девушка... Женя, приведи их ко мне. Потанцуем, попоем... Ниночка понравилась мне. Так по-детски краснеет!
Бабкин. Охота приглашать в дом всяких легкомысленных девушек!
Карташова. Она мне понравилась. У Геннадия не может быть плохой подруги.
Бабкин. У Геннадия? (После некоторого раздумья.) А что же! Это мысль. Ну, по последней?
Карташова. За что?
Бабкин. За милых женщин!
Чокаются. Входит Подушкина с чайником.
Подушкина. Вот и чаек!
Бабкин. Долго, бабушка, грелся.
Подушкина. Напряжение слабое.
Бабкин. Привет, бабуся!
Карташова. До свидания. (Уходит с Бабкиным.)
Подушкина (провожает их и возвращается; наливает бокал). Хорошо, когда вокруг тебя все счастливы!
ЗанавесВозможно, не следует подробно описывать квартиру Карташовых, так как в ней нет каких-либо особых достопримечательностей. Это добротная новая квартира с большой столовой, которая предполагает в людях, живущих здесь, общительность, умение и желание принять гостей, повеселиться с ними, пошутить, немного позлословить, иногда и поспорить. Но все же следует сказать, что дом их расположен в одном из новых районов Москвы; в широкие окна и раскрытую балконную дверь виден пейзаж, по причине недавнего рождения скорей напоминающий красочный проект жилищного массива, чем реально существующий городской пейзаж. Время послеобеденное, солнце клонится к закату, отчего на всех предметах лежит бронзово-алый отблеск. Обстановка комнаты достаточно современная, но уж, конечно, не «ультрамодерн». На стенах висят изящно окантованные акварели светло-сиреневых и зеленовато-желтых тонов. На полочках расставлена прибалтийская и украинская керамика. Мебель современная, облегченная, но не выставочная, а та, что уже появляется в продаже, хотя еще в малых количествах, именно та, за которой особенно гоняются любители всего «суперсовременного» и, что уж греха таить, не устают оглядываться на Запад, любя в связи с этим восклицать: «Вот это да! Вот это вкус!» Мебель такая, конечно же, прекрасно помещается и в квартирах обычных людей, у которых на плечах обычные головы, а не примитивные устройства, по которым узнают направление ветра. Когда такая мебель попадает в квартиры обычных людей, из нее не делают музейных экспонатов, на ней сидят, лежат, пьют, едят, то есть поступают, как все нормальные люди во все века. Тогда и квартира при всей тщательности ухода за ней выглядит человеческим жильем, а не витриной в мебельном магазине. Вот это, собственно, автор комедии и хотел сказать об уютной, чистой и простой, но с хорошим вкусом сделанной, именно сделанной, квартире Карташовых, в которой к моменту открытия занавеса находится одна хозяйка дома, накрывающая стол на четыре персоны. Пожалуй, следует добавить еще и то, что хозяйка дома очень любит цветы. Они щедро представлены в комнате всем буйством и нежностью майских красок. И сама Ольга Федоровна Карташова со своим ярким платьем и аккуратным передничком словно находится в центре оранжево-золотистого московского предвечерья. Посуду Ольга Федоровна расставляет так, как шахматисты играют в шахматы: каждый ход продуман и обратно не берется. А когда из серванта достаются бутылки, каждая из них в ее руках кажется офицером, турой и даже королевой. Телефонный звонок прерывает ее сложное занятие.
Карташова (чуть нараспев). Алло... Слушаю, Женечка... Через пятнадцать минут? Очень хорошо... Нет, нет, ничего не надо. Все есть... И это есть. Успела. Жду... Нет, еще не звонили. (Повесив трубку, подходит к столу.)
Снова телефонный звонок.
(Снимает трубку.) Алло... Геннадий?.. Я. Прибыли? Замечательно!.. Не-ет, прямо приезжайте... Ничего. Здесь приведет в порядок. Сколько вам из Химок дать на дорогу?! Двадцать минут достаточно? Ну, тридцать. Евгений Михайлович будет раньше вас. Жду. (Повесила трубку, подходит к столу, берет вазу с цветами, затем возвращает ее на стол, склонив голову набок и окончательно оставляет вазу на столе. Выходит на балкон, стоит, освещенная солнцем.)
Медленно открывается дверь, в комнату осторожно входит Карташов. Он гладко выбрит, причесан и в «бабочке». Увидев стоящую к нему спиной жену, останавливается, тихо скрывается за дверью и уже снова входит шумно и решительно.
Карташов. Оля!
Карташова (вздрогнув). Ты? Напугал. (Возвращается в комнату.) Что же не позвонил?
Карташов. Не так просто оттуда дозвониться.
Карташова. Кончил работу?
Карташов. Что ты?! Возни еще! Расчеты забыл, не помню, не то здесь, не то в мастерской...
Карташова. Приехал с ночевкой?
Карташов. Не знаю, как сложится...
Карташова. Что сложится?
Карташов. Видимо, придется уехать, но посмотрю... Ты как чувствуешь себя?
Карташова. Хорошо. А ты?
Карташов. Ничего как будто... Врач смотрел. Переутомление, конечно. Сонливость...
Карташова. Не прошла?
Карташов. Чуть лучше, но еще есть.
Карташова. Смотри, привязалась... Интересные люди отдыхают?
Карташов. Есть, конечно... Но я в стороне... Некогда... Дорого мне улыбка обходится.
Карташова. Сам улыбаться перестал.
Карташов. Не до улыбок.
Карташова. По дому соскучился?
Карташов. Конечно, но что делать!
Карташова. Остался бы, утром уедешь.
Карташов. Сложно, Оленька... Директору обещал вернуться.
Карташова. Я дам справку, что провел ночь со своей законной женой. Когда-то я удирала к тебе из домов отдыха.
Карташов (вздохнув). Олечка, проект! (Обратив внимание на сервировку.) А это что?
Карташова. Гости. Видишь, и гости будут.
