Увидев Еву, констебль поразился ее красоте — она же должна быть престарелой матроной пятидесяти лет, разве нет?
А Ева удивленно разглядывала долговязого пухлощекого подростка в полицейской форме.
— Привет, вы пришли меня арестовать? — спросила она.
Хоук вытащил блокнот и сказал:
— Пока нет, мэм, но я хочу задать вам несколько вопросов. Как давно вы не встаете с постели?
Ева посчитала в уме:
— С девятнадцатого сентября.
Констебль несколько раз моргнул и уточнил:
— Почти пять месяцев?
Она пожала плечами.
— Вы в разводе?
— Нет.
— Вы планируете уйти от мужа в ближайшем будущем? — спросил страж порядка, обнадеженный честными ответами.
Ева успела посмотреть достаточно сериалов о полицейских буднях и думала, что знает все положенные по протоколу процедуры. Но вопросы констебля Хоука касались исключительно ее самой и ее готовности принять ухаживания полицейского-тинейджера.
Последние реплики выдались особенно потешными.
— Как вы относитесь к полиции?
— Считаю, что полиция — необходимое зло.
— А вы бы смогли встречаться с полицейским?
— Нет, ведь я не встаю с постели.
Ева вздохнула с облегчением, когда зарумянившийся парень наконец закруглился:
— Последний вопрос. Почему вы не встаете с постели?
— Сама не знаю, — честно ответила Ева.
Вернувшись в участок, констебль Хоук спросил своего начальника, не согласится ли тот назначить его ответственным сотрудником по взаимодействию с Женщиной в Кровати.
— Она причиняет много хлопот, жители в том районе общественно активные, и ходят разговоры о петиции. А один из ее соседей — адвокат, сэр.
Сержант Прайс относился к среднему классу с опаской. Однажды он попал под суд за то, что ударил задержанного в камере. Откуда ему было знать, что отец шкодливого мальчишки — помощник юриста?
— Ладно, почему бы и нет? — кивнул он. — Обе сотрудницы, ответственные за взаимодействие с семьями, в декретном отпуске. А ты больше всех из нас похож на женщину.
Пламенея румянцем, констебль Хоук шагал к машине и думал: «Бриться не буду, отпущу усы, как только расти начнут».
Пропавшую Эмбер нашел полицейский Дэйв Стронг. Дочь безутешной Джейд попрошайничала у Корнишона [30] в компании семнадцатилетнего подростка по кличке Тиммо — производной от данного ему родителями имени Тимоти.
Констебль Стронг доверился чутью, ему показалась странной эта парочка: девчушка в перепачканной школьной форме, умоляющая равнодушный офисный планктон «подать, кто сколько сможет», и подросток, фальшиво распевающий «Wonderwall».
Но в интервью журналистам мать Эмбер назвала спасительницей дочери Еву, а не бдительного полицейского.
— У нее особый дар, — убежденно говорила Джейд скептически настроенному репортеру из «Дейли телеграф». — Она видит то, что от нас скрыто.
Как новостной повод история Эмбер была идеальна — подростковая любовь и ранний секс для бульварной «Сан» и критическая аналитика «Не слишком ли мы давим на наших детей?» для солидной «Гардиан».
И конечно, праздником для прессы стало упоминание о Женщине в Кровати. «Дейли мейл», планировавшая разразиться статьей «Ева — экс-библиотекарша», срочно заменила макет первой страницы, вынеся туда заголовок «Экстрасенс Ева спасла сбежавшую школьницу».
Глава 52
В День святого Валентина в комнату Евы явились Брайан и Титания.
Оба плакали. Ева не слишком встревожилась — по ее наблюдениям, британцы давно перестали считать нужным сдерживаться и теперь с готовностью рыдают на людях, причем нюням даже аплодируют. А тех, кто не может с легкостью пустить слезу, клеймят «черствыми».
Брайан простонал сквозь всхлипы:
— Мамочка умерла.
Обретя способность дышать, Ева уточнила:
— Твоя или моя?
— Моя, — проскулил он.
«Слава богу», — подумала Ева и сказала:
— Бри, мне очень-очень жаль.
— Она была прекрасной матерью, — взвыл Брайан.
Титания попыталась его обнять, но Брайан оттолкнул любовницу и устремился к Еве, которая почувствовала себя обязанной похлопать его по спине.
«Противоестественное проявление чувств для человека, который „не видел смысла“ покупать матери подарок на день рождения по той причине, что „ей ничего не нужно“», — думала Ева.
— Она упала со стремянки, пытаясь дотянуться до припрятанных сигарет, — срывающимся голосом поведала Титания, давясь слезами.
Еве ни к чему было это знать, но истинная причина слез Титании заключалась в том, что Брайан не подарил ей ни валентинки, ни коробки турецких сладостей, хотя делал это каждый год с начала их отношений.
— Я потерял еще одну близкую душу из-за курения. Она уже три дня как мертва. Что у нас за общество, если труп пожилой дамы может пролежать на кухонном полу трое суток и никто даже не заметит? — воскликнул Брайан.
— Кто же ее нашел? — спросила Ева.
— Питер, мойщик окон, — поморщился Брайан.
— Наш мойщик Питер? — уточнила Ева.
— Он вызвал полицию, они приехали и выбили дверь, — дополнила Титания.
— Да, и пусть Питер теперь оплачивает новую дверь, — подхватил Брайан. — Ему прекрасно известно, что запасной ключ хранится у нас.
— Он потрясен, — шепнула Еве Титания.
— И будет еще больше потрясен, когда я вручу ему чертов счет на новую дверь из триплекса с ультрасовременным врезным замком! — крикнул Брайан.
— Нет, потрясен ты, — с нажимом сказала Титания.
— Она была лучшей матерью на свете, — с трясущимися губами выдавил Брайан.
Ева и Титания украдкой обменялись улыбками.
В дверь позвонили.
Титания взглянула на Еву, на плачущего Брайана и резюмировала:
— Полагаю, открывать придется мне.
Открыв дверь, она получила в свой адрес порцию обычных воплей «Прелюбодейка!», «Грешница!», «Шлюха!». При всем старании, Титания не смогла привыкнуть к потоку оскорблений, с которым сталкивалась каждый раз, выходя в люди.
На крыльце стояла женщина в зеленой накидке, держа огромный букет белых цветов, завернутый в белую бумагу и перевязанный белой атласной лентой. Пока Титания рылась в цветах, надеясь найти валентинку от Брайана, к дому подъехал почтовый фургон.
Минуя друг друга на дорожке, цветочница и почтальон обменялись парой сочувственных фраз.
— Кошмарный день! — пожаловалась цветочница.
— Почти такой же жуткий, как Рождество! — кивнул почтальон.
— С утра на ногах, но у меня как раз сегодня свидание, предстоит плотный ужин.
Титания сморщилась, услышав о «плотном ужине».
— А ваш муж в курсе? — поинтересовался почтальон.
Титанию удивило, как громко и долго они смеялись. Сам Питер Кэй [31], появись он здесь и начни декламировать комедийный монолог, не добился бы столь бурного веселья.
Обнаружив маленькую открытку с надписью «Моей любимой Еве», Титания закричала:
— Тогда зачем вы занимаетесь вашей хреновой работой, если так ее ненавидите?
— Что случилось? Никто вас не любит? — сориентировался почтальон и протянул ей увесистую пачку писем и открыток, перехваченную резинкой. — Как раз перед выездом я видел, что поступил еще мешок корреспонденции для Евы. Завтра мне понадобится тележка.
Титания злобно прошипела:
— Валентинов день — еще один пример того, как рынок трансформирует социально-сексуальные отношения в товар, превращая понятие «любовь» из состояния души в обладание чем-то материальным, и тем стремительно ускоряет деградацию всего общества. Поэтому я горжусь, что любящие меня люди не попали в открыточно-конфетную ловушку.
Она вошла в дом и захлопнула дверь, но все равно слышала издевательский смех почтальона. Возможно, ей стоило говорить попроще, но Титания отказывалась идти на поводу у невежд и недоучек.
