главное, беда произошла не оттого, что Посиделкин был глуп. Нет, скорее, он был умён. Просто у него были слишком влиятельные знакомые. А чудное правило — продавать билеты в кассе — почему-то было забыто.
НИ В ОДНОМ городе Союза нельзя найти такого количества представительств, как в Москве. Они помещаются в опрятных особняках, за зеркальными стёклами которых мерещатся яичная желтизна шведских столов и зелень абажуров. Особнячки отделены от улицы садиками, где цветёт сирень и хрипло поёт скворец. У подъезда между двумя блестящими от утренней росы львами обычно висит чёрная стеклянная досочка с золотым названием учреждения.
В таком учреждении приятно побывать, но никто туда не ходит. То ли посетителей там не принимают, то ли представительство не ведёт никаких дел и существует лишь для вящего украшения столицы.
Рассказывают, что в Котофеевом переулке издавна помещалось представительство тяжёлой цветочной промышленности «Гелиотроп», занявшее помещение изгнанного из Москвы за плутни представительства общества! «Узбекнектар».
Штат «Гелиотропа» состоял из двух человек: уполномоченного по учёту газонов товарища Абукирова и уполномоченного по учёту вазонов товарища Женералова. — Они были присланы в «Гелиотроп» из разных городов и приступили к работе, не зная друг друга. Как только то-варит Абукйров в первый раз уселся за свой стол, он сразу же убедился в том, что делать ему абсолютно нечего. Он передвигал на столе пресс-папье, поднимал и опускал шторки своего бюро и снова принимался за пресс-папье. Убедившись, наконец, что работа от этого не увеличилась и что впереди предстоят такие же тихие дни, он поднял глаза и ласково посмотрел на Женералова.
То, что он увидел, поразило его сердце страхом. Уполномоченный по учёту вазонов товарищ Женералов с каменным лицом бросал костяшки счетов, иногда записывал что-то на больших листах бумаги.
«Ой, — подумал начальник газонов, — у него тьма работы, а я лодырничаю! Как бы не вышло неприятностей!»
И так как товарищ Абукйров был человеком семейным и дорожил своей привольной службой, то он сейчас же схватил счёты и начал отщёлкивать на них несуществующие сотни тысяч и миллионы. При этом он время от времени выводил каракули на узеньком листе бумаги. Конец дня ему показался не таким тяжёлым, как его начало, и в установленное время он собрал исписанные бумажки в портфель и с облегчённым сердцем покинул «Гелиотроп». И вот всё о нём.
Что же касается начальника вазонов товарища Женералова, то в день поступления на службу он был чрезвычайно удивлён поведением Абукирова. Начальник газонов часто открывал ящики своего стола, и, как видно, усиленно работал.
Женералов, которому решительно нечем было заняться, очень испугался.
«Ой, — подумал он, — у него работы тьма, а я бездельничаю! Не миновать неприятностей!»
И хотя Женералов был человеком холостым, но он тоже боялся потерять покойную службу. И поэтому он бросился к счётам и начал отсчитывать на них какую-то арифметическую чепуху. Боязнь его в первый же день дошла до того, что он решил уйти из «Гелиотропа» позже своего деятельного коллеги.
Но на другой день он слегка расстроился. Придя на службу минута в минуту, он уже застал Абукирова. Начальник газонов решил показать своему сослуживцу, что работы с газонами в конце концов гораздо больше, чем с вазонами, и пришёл на службу не в десять, а в девять.
И вот оба они, не осмеливаясь даже обменяться взглядами, просидели весь рабочий день. Они гремели счётами, рисовали зайчиков в блокнотах большого формата и без повода рылись в ящиках, не осмеливаясь уйти один раньше другого.
На этот раз нервы оказались сильнее у Женералова. Томимый голодом и жаждой, Абукиров ушёл из «Гелиотропа» в половине седьмого вечера.
Женералов, радостно взволнованный победой, убежал через минуту.
На третий день дал перевес начальник газонов. Он принёс с собой бутерброды и, напитавшись ими, свободно и легко просидел до восьми часов. Левой рукой он запихивал в рот колбасу, а правой рисовал обезьяну, притворяясь, что работает. В восемь часов пять минут начальник вазонов не выдержал и, надевая на ходу пальто, кинулся в общественную столовую. Победитель проводил его тихим смешком и сейчас же ушёл.
На четвёртый день оба симулировали до десяти часов вечера. А дальше дело развивалось в предложенном обоими чрезвычайно быстром темпе.
Женералов сидел до полуночи.
Абукиров ушёл в час ночи.
И наступило то время, когда оба они засиделись в «Гелиотропе» до рассвета. Жёлтые, похудевшие, они сидели в табачных тучах и, уткнув трупные лица в липовые бумажонки, трепетали один перед другим.
Наконец, их потухшие глаза случайно встретились. И слабость, овладевшая ими, была настолько велика, что оба они враз признались во всём.
— А я-то дурак! — восклицал один.
— А я-то дурак! — стонал другой.
— Никогда себе не прощу! — кричал первый.
— Сколько мы с вами времени потеряли зря! — жаловался второй.
И начальники газонов и вазонов обнялись и решили на другой день вовсе не приходить, чтобы радикально отдохнуть от глупой борьбы, а в дальнейшем, не кривя душой, играть на службе в шахматы, обмениваясь последними анекдотами.
Но уже через час после этого мудрого решения Абуки-ров проснулся в своей квартире от ужасной мысли.
«А что, — подумал он, — если Женералов облечён специальными полномочиями на предмет выявления бездельников и вёл со мной адскую игру?»
И, натянув на свои отощавшие в борьбе ножки москвошвейные штаны из бумажного бостона, он побежал в «Гелиотроп».
Дворники подметали фиолетовые утренние улицы, молодые собаки рылись в мусорных холмиках. Сердце Абукирова было сжато предчувствием недоброго.
И действительно, между мокрыми львами «Гелиотропа» стоял Женералов со сморщенным от бессонных ночей пиджаком и жалко глядел на подходившего Абукирова, в котором он уже ясно видел лицо, облечённое специальными полномочиями на предмет выявления нерадивых чиновников.
И едва дворник открыл ворота, как они кинулись к своим столам, бессвязно бормоча:
— Тьма работы, срочное требование на вазоны!
— Работы тьма. Новые газоны!
И рассказывают, что эти глупые люди до сих пор продолжают симулировать за своими жёлтыми шведскими бюро.
И сильный свет штепсельных ламп озаряет их костяные лица.
ТОВАРИЩ Сундучанский ожидал прибавления семейства. В последние, решающие дни он путался между столами сослуживцев и расслабленным голосом бормотал:
— Мальчик или девочка? Вот что меня
