Стивен. Так вот, Терри. Терри, Терри, Теренс. Я прочитал ваше стихотворение, Терри. Не стану утверждать, что я большой знаток поэзии, — я всего лишь преподаватель английской литературы, а не гомосексуалист. Но, должен сказать, оно меня встревожило.
Хью. Правда?
Стивен. Да, встревожило. Вот оно, передо мной, э-э: «Когти чернильных воронов отчаяния прорывают дыры в жопе мирового сознания». Ну скажите, что это за название такое?
Хью. Это название моего стихотворения.
Стивен. «Жопа мирового сознания»? Что это значит? Вас что-то гнетет?
Хью. Видите ли, мне кажется, что в моем стихотворении именно эта проблема и исследуется.
Стивен. Исследуется! Как это она «исследуется»? А, это оно ее исследует. Понятно. «Мошонки грозят ниспровергнуть вопросы цветов» — я не понимаю, в чем дело, мой мальчик? Вы чем-то заболели? Или причина в девушке? Откуда все это?
Хью. Ну, мне трудно объяснить это, сэр, но, по-моему, все нужное уже сказано в самом стихотворении.
Стивен. Да уж, чего в нем только не сказано. «Я жаждал ответов, а получил героина до одури». Ну-ка, Терри. Смотрите мне прямо в глаза. Кто дал вам героин? Вы обязаны сказать мне это: если проблема в героине, нам необходимо что-то предпринять. Не бойтесь, говорите откровенно.
Хью. Никто не давал.
Стивен. Терри. Я вынужден снова задать вам тот же вопрос. Вот здесь написано: «Я жаждал ответов, а получил героина до одури». Вы понимаете, что это подсудное дело? Говорите.
Хью. Сэр, героина мне никто не давал.
Стивен. То есть, ваше стихотворение — ложь, так? Фикция, фантазия? Тогда что с вами происходит?
Хью. Нет, в нем все правда, оно автобиографично.
Стивен. В таком случае, Терри, я вынужден настоять на том, чтобы вы мне ответили. Кто давал вам героин? Кто это был — один из учеников?
Хью. Ну, вообще-то, сэр, это были вы.
Стивен. Я. Я? О чем вы говорите, несчастный, больной мальчик? Это отъявленная, возмутительная наглость. Я никому никакого героина не давал. Как вы смеете?
Хью. Да нет, сэр, это метафора.
Стивен. Метафора? Какая еще метафора?
Хью. Она означает, что я пришел в школу, чтобы учиться, а вместо ответов на мои вопросы получил какой-то хлам.
Стивен. Хлам? Что значит хлам? При составлении учебного плана дирекция школы строго придер…
Хью. Я всего лишь высказал мое мнение.
Стивен. Ах вон оно что? А вот это тоже всего лишь мнение? «Когда время, дроча, повалится на пол, ему ногами вышибут зубы». Время, дроча, валится на пол? Вы просто пытаетесь шокировать читателя или тут присутствует ваш личный опыт, который вы хотели бы со мной обсудить? Время, дроча, валится на пол? Что это?
Хью. Это цитата.
Стивен. Цитата? Из кого? Не из Мильтона и, я совершенно в этом уверен, не из Вордсворта.
Хью. Из Боуи.
Стивен. Из Боуи? Какого еще Боуи?
Хью. Дэвида Боуи.
Стивен. Ага. А вот это тоже из Дэвида Боуи: «Мое тело отвратно, влажный жир каплями пота сочится из потных яиц и заросших грибком ляжек»? Скажите, вы душ принимаете?
Хью. Конечно.
Стивен. Тогда почему ваше тело внушает вам отвращение? Мне оно представляется вполне приемлемым. Я не понимаю, почему вы не пишете стихов о лугах или еще о чем.
Хью. Я ни разу в жизни не видел луга.
Стивен. Пусть так, но воображение, оно-то, по-вашему, для чего дано человеку? «Девушка обнажается в моей голове и перекатывается через меня, чтобы одинокоо заснуть». Вам пятнадцать лет, Терри, что творится в вашей душе?
Хью. Это как раз та…
Стивен. …проблема, которая исследуется в вашем стихотворении, это я уже слышал. Я не могу вас понять, Терри, нет, не могу.
Хью. Но ведь и вы были когда-то молоды.
Стивен. Ну, да, в определенном смысле, был.
Хью. Разве вас не обуревали такие же чувства?
Стивен. Вас интересует, хотелось ли мне когда-либо «поджечь мертвые города разума и смотреть, как пузырится и коробится кожа»? Нет, рад сообщить вам, что не хотелось. Разумеется, время от времени я чувствовал себя несчастным, — теряя альбом для марок или ломая перочинный нож, — но я не описывал мои чувства подобным вот образом и людям написанное не показывал.
Хью. Возможно, вам было бы легче, если бы вы это делали.
Стивен. Ах, «возможно», мой юный Теренс? Надо полагать я всего-навсего один из «несчастных пузырей анального газа, что всплывают и перемигиваются в ванне покойника», так что ли?
Хью. Ну…
Стивен. Ваше молчание уже сказало мне все, что я хотел узнать. Это я и есть. Несчастный пузырь анального газа.
Хью. Просто, именно таким я вижу человека. И мой взгляд имеет свою ценность.
Стивен. Ценность? Ценность? Мы не о стоимости банкноты говорим. Мы говорим о том, что вы обзываете вашего учителя несчастным пузырем анального газа.
Хью. Так ведь и я ровно такой же.
Стивен. А, ну прекрасно. Если все мы «несчастные пузыри анального газа, что всплывают и перемигиваются в ванне покойника», тогда никаких проблем у нас, разумеется, нет. Я только не советовал бы вам сообщать об этом вашим родителям. Если это поэзия, то стена любого английского сортира — сборник стихов. Непонятно только, что в таком случае представляет собой «Оксфордская поэтическая антология».
Хью. Наверное, туалетную бумагу.
Стивен. Вам самому-то это высказывание кажется умным?
Хью. Не знаю.
Стивен. Полагаю, это еще она цитата из Дерека Боуи — я угадал? Нет, я ничего больше не понимаю, ничего.
Хью. Это не страшно, сэр. Возможно, вы просто немного разочаровались в жизни, уж больно унылая у вас работа.
Стивен. Да, разочаровался. И работа у меня унылая. Очень. Меня терзают сомнения и разъедает страх.
Хью. А вы запишите это.
Стивен. Как?
Хью. Запишите, перенесите из души на бумагу. «Меня терзают сомнения и разъедает страх».
Стивен. Да, да… думаете, поможет? «Меня терзают сомнения и разъедает страх. Я брошен в пенную слизь… э-э…».
Хью. Ненависти?
Стивен. Неплохо, неплохо. А как насчет «потного отвращения»?
Хью. Гораздо лучше. Вы прирожденный поэт.
Хью выскальзывает из кабинета.
Стивен. «…брошен в пенную слизь потного отвращения. Сопливые струи похоти пробивают кишки моих устремлений. Наденьте, майор Том, ваши красные сапоги и пусть неудачник плачет… и т. д…»
Затемнение.
Стивен, директор школы, сидит за письменным столом. Входит Хью и с ним маленький мальчик, Майкл.
Стивен. О, доброе утро, Майкл. Доброе утро, мистер Клевет.
Хью. Если не возражаете, давайте обойдемся без «добрых утр». У меня нет на них времени.
Стивен. Как вам будет угодно. Полагаю, вы хотите обсудить со мной что-то?
Хью. Думаю, вы знаете, зачем я пришел.
Стивен. Нет, я так не думаю.
Хью. (Майклу) Скажи ему.
Майкл смущенно мнется.
Стивен. Что он должен мне сказать?
Хью. Скажи ему то, что сказал вчера вечером матери.
Майкл. Половые сношения нередко становятся причиной беременности взрослых самок.
Стивен. Да?
Хью. Вы слышали, что он сказал?
Стивен. Да?
Хью. Ну так вот, я желаю получить объяснения, если они вас не затруднят.
Стивен. Объяснения чего?
Хью. Объяснения того, как получилось, что мой сын позволяет себе выражаться подобным образом в присутствии своей матери.
Стивен. О, я полагаю, он просто пересказывал то, что узнал на уроке биологии, верно, Майкл?
Майкл. Да, сэр.
Стивен. Ну вот, так я и думал. От мистера Хента. Рад, что у вас такая хорошая память, Майкл.
Майкл. Спасибо, сэр.
Хью. Ну знаете ли, такого я и вправду не ожидал.
Стивен. Какого?
Хью. Я и представить себе не мог, что вы столь беспардонно признаетесь в этом.
Стивен. В чем именно?
Хью. Я пришел к вам с жалобой на то, что моему сыну приходится выслушивать на вашей спортивной площадке вульгарные разговорчики. А теперь с изумлением узнаю, что его обучают этой гадости на уроках биологии. Да что у вас тут творится?
Стивен. Мы стараемся научить вашего сына…
Хью. Ах вот оно что? Стараетесь научить?
Стивен. Да.
Хью. Чему? Как вгонять в краску родителей? Как накачиваться героином?
Стивен. Уверяю вас, мистер Клевет, мы отнюдь не имеем намерений…
Хью. И вы именуете себя школой?
Стивен. Ну, строго говоря, себя я школой не именую, нет.
Хью. Стыдитесь! Забивать голову парнишки подобной мерзостью. Ну так позвольте вам кое-что рассказать. О реальном мире. Вы существуете для того, чтобы предоставлять определенную услугу.
Стивен. Совершенно верно.
Хью. Совершенно верно, да. Так вот, услуга, которую вы предоставляете, мне нисколько не нравится.
Стивен. Вы предпочли бы, чтобы Майкл не посещал уроков биологии?
Хью. Разумеется, предпочел бы, раз мне приходится после них выслушивать подобного рода ложь за собственным обеденным столом.
