Попытайся навязать мне своего задиристого петушка, и, клянусь, ты горько пожалеешь.
– Ты будешь делать, как я велю, черт побери! Я твой дядя и имею над тобой власть! – раскричался Генри.
– Госпожа, ужин готов, – вмешалась Мейбл, входя в зал. – Пора к столу.
– Дядя, ты, разумеется, голоден, и мой кузен тоже.
Мейбл права. Нужно идти, пока еда не остыла. Потом ты поговоришь с моим мужем.
Розамунда снова превратилась в гостеприимную хозяйку, хорошо воспитанную владелицу богатого поместья. Она повела рассерженного родственника и его сына к столу и сама наполнила их оловянные тарелки говядиной и гусятиной. Положив кроличье жаркое в хлебные корки,. Мейбл наклонила последний бочонок октябрьского эля над оловянным кубком Генри и налила сидра его сыну. Розамунда положила перед дядей хлеб, сливочное масло и ломоть твердого сыра.
Генри стал есть, и гнев постепенно рассеивался. Он был очень доволен, заметив, что еда превосходна: вкусная, горячая и свежая. Не пережаренная, не изобилует пряностями, запахом которых нерадивые хозяйки часто скрывали смрад гнили или разложения. Он проткнул ножом кусок говядины и принялся жадно жевать. Куски от каравая он отрывал руками, масло намазывал пальцем. Мейбл постоянно подливала эля, и Генри осушал кубок за кубком, Эль был чистым и забористым, так что еда казалась еще вкуснее.
Розамунда ела мало и вскоре поднялась.
– Прошу меня простить, я должна покормить мужа.
Мальчик, когда ты поужинаешь, тебе подадут сладкое.
Она презрительно оглядела кузена и громко заметила:
– Дядя, он совершенно невоспитан! Неужели твоя жена ничему его не учит?
И прежде чем Генри Болтон успел запротестовать, вышла из зала.
– Для чего тебе ложка? – прошипел он сыну. – И почему ты ешь руками, как грязный крестьянин?
– У меня нет ложки, – проныл мальчишка.
– А это что? – прикрикнул он на сына. – Черт побери, веди себя прилично! Сучонка права! Никаких манер! Ничего, я еще потолкую насчет этого с твоей мамашей!
Позади зала, соединенная с домом каменной колоннадой, находилась кухня. Между колоннами с обеих сторон разбили огороды. Над ними возвышалась беседка, увитая начинавшими зеленеть лозами. Розамунда прошла в кухню. Похвалив кухарку за хороший обед, она налила в миску бульона, взяла ломтик хлеба и поспешила наверх, в покои мужа. Он уже не спал и приветливо улыбнулся девочке. Та улыбнулась в ответ и, поставив миску, вынула из кармана юбки салфетку и подвязала под подбородком мужа. Потом разломила хлеб на мелкие кусочки, высыпала в бульон и принялась кормить Хью.
Он ел медленно и с трудом: ему было больно глотать.
Съев несколько ложек, он поднял руку в знак того, что наелся, хотя миска оставалась почти полной.
– Больше не могу, дорогая, – прохрипел он.
– Еще пару глоточков, – упрашивала Розамунда, но.
Хью покачал головой, – О, дорогой, как же ты выздоровеешь, если не будешь есть?
Ее янтарные глаза так и светились участием.
– Розамунда! – укоризненно прошептал он.
– Знаю, – кивнула она, – но я не хочу, чтобы ты уходил.
Хью снова усмехнулся.
– Поверь, Розамунда, я больше всего на свете жажду остаться с тобой. Через год-другой ты расцветешь и станешь настоящей красавицей. О, как бы я хотел быть свидетелем твоих триумфов, но придется наблюдать за тобой из другого мира. Не сомневайся, пусть тело мое будет гнить в доброй земле Фрайарсгейта, дух будет всегда с тобой, моя дорогая жена и друг.
Розамунда отставила миску и, не в силах сдержаться, заплакала.
– Что я буду делать без тебя, Хью? – всхлипывала она.
Хью нежно погладил ее по плечу.
– Во всем доверься Эдмунду, и обещаю, что ты будешь иметь куда более могучего защитника, чем я, дорогая. А мои силы быстро убывают. Пошли ко мне Генри Болтона.
Розамунда нехотя поднялась, вытирая глаза рукавом.
– Я посижу с тобой после его ухода, – пообещала она;
– Буду ждать, – едва слышно прохрипел он.
Девочка растянула губы в невеселой улыбке и вышла из комнаты. Дядя как раз успел все доесть и сейчас вытирал начисто тарелку кусочком хлеба. Кузен яростно орудовал ложкой, запихивая в рот куски яблочного пирога с кремом.
– Хью хочет поговорить с тобой, дядя. Постарайся не утомлять его, – попросила она. Ее голос дрожал.
Генри Болтон недовольно уставился на племянницу.
– Ты в самом деле неравнодушна к нему? – буркнул он, подозрительно хмурясь. – Он, случайно, не забавлялся с тобой?
Розамунда прекрасно поняла, что он имеет в виду, и ответила пренебрежительным взглядом.
– Он мне как отец. До чего же грешные и непристойные у тебя мысли! Но поверь, я постараюсь потерять невинность задолго до того, как ты попытаешься обвенчать меня со своим отродьем.
Видя потрясенный взгляд дяди, она ехидно усмехнулась.
– Тебе и в самом деле нужна розга, наглая ты девчонка! – прорычал Генри.
– Попробуй поднять на меня руку, если посмеешь, конечно, и станешь калекой, обещаю. Я отсеку ее топором, – спокойно пообещала Розамунда. – А теперь иди, поговори с моим мужем, пока еще способен ворочать языком.
Генри Болтон почти выбежал из зала. Ему совсем не нравилось поведение племянницы и ее манера обращаться с ним. Что случилось с испуганной покорной малышкой, которой она когда-то была? Не для того он дал племяннице в мужья Хью Кэбота, чтобы превращать ее в независимую и, очевидно, грамотную особу! От Хью требовалось лишь защищать интересы Генри, и ничего больше, с тем чтобы после его смерти Розамунда могла благополучно выйти за Генри-младшего. Но эта языкастая, чертовски самоуверенная девица еще смеет так с ним разговаривать!
– Мне это не нравится, – пробормотал он себе под нос. – Совсем не нравится.
Но ничего, если Кэбот в самом деле умирает, Розамунда скоро окажется в его власти, и тогда он быстро возьмет ее в руки, особенно если Хью подпишет брачный контракт между ней и молодым Генри Болтоном.
Он открыл дверь спальни и переступил пороги.
– Добрый вечер, Хью! – приветствовал он, откровенно пораженный увиденным. Судя по всему, Кэбот действительно умирает. От него осталась одна тень, только глаза жили на изможденном лице, доказывая, что дух еще силен.
– Заходи, Генри Болтон, и садись рядом, – пригласил Хью. – Давненько мы тебя не видели. Твоя добрая жена здорова?
– Да, – коротко бросил Генри. – Розамунда говорит, что я не должен тебя утомлять, поэтому сразу перейду к делу.
– Разумеется, – кивнул Хью.
– Я прослышал, что ты умираешь, и теперь вижу, что это правда, – без обиняков начал Генри. – По закону ты – господин и хозяин моей племянницы, получивший такое право при женитьбе на ней, и, следовательно, обязан обеспечить будущее своей вдовы перед тем, как расстанешься с жизнью.
