Она опустила глаза и пробормотала:
– Полагаю, через несколько недель об этой истории все равно будет судачить весь Лондон... – Она обняла колени и чуть-чуть пододвинула голые ступни к огню. Тонкие, изящные ножки были сплошь в волдырях.
Она надолго замолчала, и он не выдержал:
– Ну же, давайте рассказывайте! Как вы вляпались во все это?
Она подняла голову и окинула его холодным взглядом. Он попытался смягчить тон, сделать разговор меньше похожим на допрос:
– Я хотел спросить, кто виноват в вашем нынешнем затруднительном положении.
Она пожала плечами:
– Мне некого винить, кроме себя самой.
Ник сдвинул брови. По своему опыту он знал, что в большинстве людских проблем виноват кто-то другой.
– Как это?
Она заколебалась, затем сказала:
– Я влюбилась. – Она замолчала. Ник открыл рот, чтобы спросить, что же дальше, но она продолжила: – Я влюбилась в Англии, но он был... то есть я думала, что он венгерский скрипач. Он попросил меня выйти за него замуж, убежать с ним! И... и я... сделала это.
– Понятно. – Ох уж эти дурацкие романтические бредни!
Стивенс чертыхнулся себе под нос.
– И вы даже не подумали о позоре, мисс?
Она печально взглянула на него.
– Это никогда не приходило мне в голову, Стивенс.
– Но почему, мисс? Наверняка вы знали, что скажут люди!
– Нет, – просто ответила она. – Дело в том, что побег с возлюбленным – нечто вроде традиции в нашей семье. Мои мама с папой убежали в Италию, чтобы пожениться. – Она крепче обняла колени, и ее голос стал тоскливым. – Всю жизнь я слышала об этом. Они очень сильно любили друг друга до самой смерти...
Огонь потрескивал, и вдалеке были слышны крики чаек, дерущихся за какой-то съедобный кусочек.
– Вы думали, что он венгерский скрипач, – напомнил Ник. – А это оказалось не так?
– Нет! То есть да, он скрипач, и крайне талантливый, но никакой не венгр. Он болгарин!
Ник нахмурился.
– А это важно – что он болгарин?
– Нет, конечно же. Важно то, что у него пятеро детей! Пятеро!
– Пятеро детей? – Он кивнул. – Многовато, я согласен. А вы, полагаю, не любите детей?
– Разумеется, я люблю детей. Я очень люблю детей! Дело не в детях!
– А в чем же? – Ник был озадачен.
– Он женат. У него есть жена и дети, которые живут в Болгарии. Он обманул меня.
– Значит, когда он отказался жениться на вас...
– О, он женился на мне. Я бы никогда не стала жить с ним вне брака. Я не настолько безразлична к приличиям, чтобы...
Ник наклонился вперед.
– Но вы только что сказали...
– Дело в том, что я... – Ее голос был смесью безысходного отчаяния и гнева. – Он подделал бракосочетание.
– Как, черт побери, этот ублю... – Ник осекся и попробовал еще раз: – Э, как можно подделать бракосочетание?
– Он подкупил священника, чтобы тот предоставил церковь, а один его приятель переоделся попом и провел обряд.
Ник осторожно разжал кулаки. Ему хотелось придушить ублюдка.
– Как вы обнаружили обман?
Она вздохнула.
– Прошел ровно месяц со дня нашей свадьбы, и мне захотелось как-то это отпраздновать. Феликс был занят, поэтому я решила пойти в церковь и отнести туда цветы. Я взяла бутылку вина для священника. Но когда я спросила его... то... ну, в общем, все открылось. Он сказал, что понятия не имел, для чего Феликсу понадобилась церковь... – Она покачала головой.
Ник сжимал и разжимал кулаки. Теперь ему хотелось придушить двоих: болгарского мошенника и бесчестного попа.
– И что вы тогда сделали?
– Я пошла домой и напрямик спросила об этом Феликса. Я... я думала, что все это окажется каким-то недоразумением, но... он ничего не отрицал. – Она наклонилась, чтобы он не видел ее лица. Просеивая песок сквозь пальцы, тихо сказала: – Я обнаружила, что он никогда не любил меня, я никогда по-настоящему не была ему нужна.
Ник ждал, когда она объяснит.
– Видите ли, это было пари.
– Пари?
– Да. Он поспорил с одним из своих приятелей, что сможет убежать со мной. – Она добавила натянуто: – В сущности, подошла бы любая девушка благородного происхождения. Но я оказалась самой глупой девушкой в Лондоне. Я подумала, что нашла свою настоящую любовь, как мама.
Последовало долгое неловкое молчание. Погубить такую милую девушку ради пари!
Наивное, застенчивое создание, воспитанное на глупых романтических сказках. Где уж ей было тягаться с хитрым и ловким льстецом. Ее должны были оградить от подобного негодяя.
– А что, ваши родители не видели, не пытались остановить вас?
– Мои родители умерли, когда мне было семь лет.
Ник пробормотал короткую сочувственную фразу, но не собирался отвлекаться.
– И никто не попытался остановить этого самозванца, сделавшего вас своей жертвой?
Она покачала головой:
– Дело в том, что Феликс присвоил себе имя реально существующей венгерской семьи. Семья Римавски хорошо известна, очень богата и аристократична, поэтому он считался хорошей партией. Дядя Ос...
Она осеклась, не закончив предложения, но Ник мог сложить два и два. Нестрогий опекун – ее дядя, к тому же наверняка престарелый. Только очень защищенную девушку, воспитанную пожилым человеком, можно было так легко обвести вокруг пальца.
И это объясняло, почему опекун предпочел закрыть на все глаза. Все, что угодно, ради возможности заполучить состояние.
Фейт продолжала:
– Он вовсе не был Феликсом Владимиром Римавски. Его настоящее имя – Юрии Попов.
– Я б ему накостылял как следует! – сердито пробормотал Стивенс.
Мак с шумом подбросил палку в костер. Она вспыхнула, повалил дым.
Ник, закашлявшись, бросил на Мака раздраженный взгляд, но потом снова повернулся к Фейт, которая сидела, жалко ссутулившись.
– Это все равно не объясняет, почему вы оказались совершенно одна, без денег и без защиты. Вы хотите сказать, что этот... – он снова осторожно разжал кулаки, – этот скрипач выбросил вас на улицу без единого пенни в кармане?
– О нет. – Ее голос ничего не выражал. – Он хотел, чтобы я оставалась его любовницей.
Ник выругался.
– Фели... – Она оборвала себя. – Юрий не понимал, почему жена и дети должны быть помехой его удовольствиям. В конце концов, они же в Болгарии.
– У этого парня что, совсем ни стыда ни совести? – воскликнул Стивенс.
– Нет. Он ни в малейшей степени не был обескуражен тем, что я разоблачила его обман. Он знал, что моя репутация погибла. Что я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Он считал, что у меня нет другого выхода, кроме как оставаться с ним, пока я ему не надоем. Потому что, видите ли, очень много людей знали, что мы сбежали. – Она добавила ломким голосом: – Сейчас я не могу поверить, что была способна на такую глупость, но когда мы сбежали, я написала всем и рассказала об этом. Я думала, что это самое романтическое переживание в моей жизни. – Она сухо рассмеялась. – Я даже думала, что мама с папой одобрили бы, если б знали.
