Но только не Марк. И только не в случае с миссис Фарли. Если бы кто-то спросил его мнение, он бы сказал, что она подбирала каждую деталь своего туалета с той же тщательностью, с какой часовщик подбирает нужную пружину.
Он подавил вздох.
— Миссис Фарли, если бы вы были настолько глупы, вы бы давным-давно погибли от несчастного случая или смертельной простуды. Поскольку вы до сих пор живы и обладаете цветущим здоровьем, боюсь, я должен признать вашу историю выдумкой от начала до конца.
Она недоуменно моргнула — радужные капли сверкнули на невероятно длинных ресницах — и чуть нахмурила лоб.
— Теперь вы видите? Я вовсе не настолько добр и великодушен, как утверждает молва. Иначе я ни за что не осмелился бы назвать вас лгуньей.
Она опустила ресницы и сцепила руки за спиной.
— Прекрасно. Что ж, я признаю — мне было любопытно. Вы заинтересовали меня, а учитывая мою дурную репутацию и вашу безупречную, у нас с вами вряд ли появилась бы возможность побеседовать в общественном месте.
Марк обязательно нашел бы такую возможность. Он уже думал об этом. Его заинтриговали остроумные замечания миссис Джессики Фарли и любопытное противоречие между ее откровенными нарядами и странной манерой поведения. Он не мог забыть ее улыбку — мудрую, грустную и усталую одновременно. Он бы сделал все, чтобы побеседовать с ней. Но теперь, когда она вот так объявилась на пороге его дома, он чувствовал только противный медный привкус разочарования. Разумеется, она думала, что достаточно предстать перед ним во всей своей красе и его разум мгновенно испарится.
— Если бы вам хотелось просто побеседовать, — сухо заметил Марк, — вы бы надели плащ. — Он взглянул на небо. — И не было нужды дожидаться дождя.
Она вскинула на него огромные темные глаза и глубоко вздохнула. Ее грудь соблазнительно приподнялась. Марка не интересовало знакомство с опытной искусительницей. Он хотел узнать ее с другой стороны — с той, которую она не показывала миру. Его занимала женщина, язвительно и умно отвечавшая настоятелю, думая, что ее никто не слышит.
И лично для него это являлось куда большей приманкой, чем пикантные формы и мокрое полупрозрачное платье. Он мечтал, чтобы кто-то увидел его самого — его, а не его репутацию.
— Миссис Фарли, кажется, вы женщина с большим опытом.
Она облизнула губы и чарующе улыбнулась.
На Марка тем не менее чары не подействовали.
— Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и мраморами Элгина[2]?
Она нахмурилась и бросила на него нарочито озадаченный взгляд.
— О, это очень трудный вопрос. Они представляются мне весьма похожими и довольно… твердыми. Вы согласны? — Ее невинный тон только подчеркивал непристойный смысл ее слов.
Он покачал головой:
— На мужчину-девственника приходит посмотреть гораздо больше людей.
Она странновато посмотрела на него, но ничего не сказала. Ну-ну. Если бы она действительно хотела не «познать» его в библейском смысле, а просто узнать поближе, то по меньшей мере попросила бы пояснить, что он имеет в виду. Вместо этого миссис Фарли снова провела языком по губам.
Марк попробовал зайти с другой стороны.
— А какова разница между мужчиной-девственником и грудой камней?
— Опять же все они твердые.
— Камней намного больше. И они намного разумнее.
Ну засмейся же, мысленно попросил он. Разгляди меня. Перестань видеть во мне препятствие, которое нужно преодолеть.
— О нет! — воскликнула она. — Этого не может быть. Вы очень умны.
Может быть, он сам убедил себя в том, что она остроумна? Марк знал за собой эту слабость. Ему слишком хотелось, чтобы это оказалось правдой. Чтобы его видели не безупречной статуей, а обычным человеком, со своими слабостями и ошибками.
— Очень хорошо, миссис Фарли, — сказал он. — Вы победили. Значит, вы вышли прогуляться в грозу, рискуя жизнью и здоровьем, чтобы просто посмотреть на меня. Вы решили сделать это во вторник вечером — по случайности именно в тот день, когда парень, который пропалывает мой огород, сидит у себя дома. И вот мы с вами здесь, и мы абсолютно одни. — Марк покачал головой. — Будучи в здравом уме, я не могу отправить вас восвояси. До деревни несколько миль. Вы конечно же замерзли, а у меня в доме горит камин. Не важно, какие причины побудили вас прийти, но вы в любом случае не заслуживаете смерти от жестокой простуды.
— Благодарю вас, сэр. И ценю ваше гостеприимство.
Проявленное гостеприимство, однако, ставило его в затруднительное положение. Марк вел холостяцкое хозяйство, а миссис Фарли явно промокла до нитки. Прежде чем он сумеет снова выставить ее за дверь, ей придется снять с себя мокрое платье и белье и высушить их у огня. И вряд ли будет уместно вручить ей пару штанов, чтобы она натянула их на себя, пока сушатся ее собственные вещи.
Он развернулся и пошел вперед по коридору, на ходу обдумывая ситуацию. Миссис Фарли последовала за ним — он слышал ее мягкие шаги. В туфлях у нее хлюпала вода. Он провел ее в гостиную, где был разожжен камин, и остановился. Она тоже остановилась и с любопытством огляделась по сторонам.
— Спасибо, — просто сказала она.
— Я сейчас вернусь. — Марк внимательно посмотрел ей в глаза. — Принесу халат и полотенца, чтобы вы могли вытереться.
Выражение ее лица нисколько не изменилось. Это отсутствие реакции показалось ему странным и неестественным — как будто она присутствовала здесь только наполовину. Чего же она хочет? Сначала она возникла на пороге его дома, промокшая и запачканная. Потом солгала про причину своего прихода. Теперь… теперь, видимо, все как раз должно проясниться.
— Две минуты, — сказал он. — Я вернусь через две минуты. И кроме меня, в доме и в самом деле никого нет, так что вернусь именно я, а не служанка. Мы понимаем друг друга, миссис Фарли?
Она кивнула.
Марк вышел. Ему отчаянно, страстно хотелось убедиться, что он в ней ошибся. Конечно, это было глупо — он ничего не знал об этой женщине, кроме деревенских сплетен и покроя ее платья. Но он так хотел поверить, что в ней было нечто большее.
Причудливая мечта взрослого мужчины, хмыкнул он. Вернуться и найти ее полностью одетой. Поговорить с ней, наконец, без свидетелей, без любопытных ушей, ловящих каждое слово. Он хотел… чтобы она ему понравилась. Хотел с самого начала. На рыночной площади его увлекли в сторону прежде, чем он успел хотя бы поздороваться с ней. Возле церкви им удалось поговорить всего пару минут. А между тем миссис Джессика Фарли возбудила его живейший интерес в тот самый момент, когда вздрогнула от прикосновения преподобного Льюиса. Словно наивный, неопытный юнец, он увидел в этом особый знак. В нас обоих есть что-то, что не дано заметить другим.
