– Что вы пытаетесь мне доказать? К чему клоните?
– Я доказываю вам, Мануэль, что все было бы иначе, не будь эмоций, жалости, романтики, которой окружен ваш выход из тюрьмы, – я не оговариваюсь, связывая тюрьму и романтику, ибо существует нечто романтическое в том, как женщина ждет мужчину, отбывающего тюремный срок за то, что защитил ее… Я пытаюсь показать вам, как это выглядит в глазах Аннабеллы. Возможно, сама она не призналась бы в этом, но от этого картина не теряет своей достоверности. Стоит вами поразмыслить – и вы придете к такому же заключению.
Мануэлю не надо было сейчас тратить время на размышление, чтобы прийти к этому заключению, так как именно в этом ключе развивались его мысли в последние месяцы. Сколько он ни убеждал себя, что она добровольно стала его женой, возражение всегда было наготове: тут сыграла роль романтика трудностей. Когда двое на пару разделяют тяготы жизни, между ними не может не вспыхнуть чувства. Он и сам хорошо это знал, поэтому Розине не нужно было особенно настаивать, чтобы его убедить. Однако из этого еще ничего не следовало: Аннабелла уйдет с ним. Пройдет года три, прежде чем станет ясно, кто на самом деле прав.
– Окажите мне огромную услугу.
– Смотря какую, мэм.
– Предоставьте мне недельную отсрочку.
– Недельную отсрочку? – Он в недоумении вскинул брови.
– Я прошу вас оставить ее здесь еще на неделю, всего на неделю. Вы уедете, ничего не объясняя, а через неделю, если она не передумает…
– Нет, я на это не пойду. – Он вскочил. – Она и сейчас знает, чего хочет, лишняя неделя ее не переделает.
– Вы только что вышли из тюрьмы, Мануэль. Теперь вы свободны. Для нее вы более не узник, тогда как прежде сам факт вашего заключения, по ее же словам, не давал ей покоя. Отныне она будет воспринимать вас как свободного человека, способного уйти куда угодно, ничем не связанного…
– Я по гроб жизни связан с ней брачными узами, нравится вам это или нет.
– Пусть так, Мануэль. – Она еще больше откинула назад голову и, помолчав, сказала: – Почему вы полагаете, что она не изменится? Ей всего восемнадцать лет, а вам, насколько я понимаю, целых двадцать восемь. Вы – сложившийся человек, вы уже не изменитесь, она же – впечатлительная девочка, повторяю, девочка. Если она останется при своем теперешнем мнении через неделю, когда успеет взвесить то обстоятельство, что вы обрели свободу и можете ехать на все четыре стороны, то я не стану больше чинить вам препятствий и приму это… – Она вздохнула. – Как волю Божью.
Он долго смотрел на нее, а потом оскалил зубы. Но это не было улыбкой, звук, вырвавшийся у него, не был похож на смех.
– Если бы я умел произносить высокие слова, то объяснил бы вам, что понимаю ваш план. Но я такими словами не владею. Поэтому скажу одно: слишком уж он прост, по-детски прост, чтобы привести к успеху.
– Раз вы о нем такого невысокого мнения, почему бы вам не согласиться?
Боже всемогущий! И правда, почему? Почему не согласиться во второй раз испортить себе брачную ночь, да еще после полугода изнурительной агонии? Нет, он не даст себя уломать. Ни ради этой дамы, ни даже ради самого Создателя… Ни о чем больше не думая, он уставился на нее. Через некоторое время его мысли пришли в движение. Если он не уступит этой женщине, ее слова будут преследовать его всю жизнь. Он окажется обречен на мучительные сомнения: не пошла ли Аннабелла за ним из жалости и детской романтичности, обреченной, как всякому известно, на угасание, не осталась ли она, невзирая на изменившийся облик, прежней мисс Аннабеллой Легрендж – девчонкой, играющей в серьезную жизнь?
Она ждала его ответа. Однако Аннабелла лишила его возможности ответить, она ворвалась в фургон с лимоном в одной руке и кувшином молока в другой, сообщив на ходу:
– Я решила захватить и то, и другое.
Войдя, она настороженно оглядела обоих. Мануэль стал напряженным и понурым, Розина выглядела точно так же, как четверть часа назад, спокойной и собранной.
– Спасибо, милая. Раз ты принесла молоко, то я, пожалуй, добавлю себе в чай его.
Аннабелла налила ей перестоявшего чаю и подала кувшин. Розина пригубила безвкусную жидкость, взглянула на Аннабеллу и сказала:
– Я рассказывала Мануэлю, что мы собираемся превратить старый дом в стекольный завод, чтобы твой интерес к этой материи не пропадал даром.
– О! – Аннабелла мельком взглянула на Мануэля. Выражение его лица не изменилось, но глаза расширились: это прозвучало для него новостью. – Хорошее предложение, верно, Мануэль? Разве не чудесно было бы работать вдвоем здесь, в Старом Доме?
Ей очень хотелось заразить его своим энтузиазмом, убедить, что можно остаться здесь всем вместе. У нее в голове поспешно родился план: они могли бы жить в Доме, то есть в одной его части, другую превратив в склад. У них снова были бы лошади, ведь Мануэль так любит лошадей! Она просияла и с улыбкой оглянулась на Розину. Так вот зачем мать пришла в фургон! Что ж, она постарается убедить его остаться здесь. В глубине души ей было нестерпимо грустно расставаться с Розиной. Розина нуждалась в ней. Если она согласится делить Аннабеллу с Мануэлем, они заживут вполне счастливо. Розина полюбит Мануэля, он станет ей сыном, иначе и быть не может! Хорошо узнав Мануэля, невозможно его не полюбить.
Допив чай, Розина сказала:
– Ты проводишь меня? Ведь, если вы сниметесь с места утром, это будет слишком рано, чтобы мы успели проститься. – Она оглянулась на Мануэля. – Вы не возражаете?
Он молча воззрился на нее. Дьявол, вкрадчивый, расчетливый дьявол в облике леди! Вернее, не дьявол, а сам Господь Бог в женском обличье, указывающий ему путь! Подобно всевидящему Богу, она знала, о чем он думает, знала, как прореагирует на ее слова мужчина его склада. У миссис Легрендж нельзя было отнять ума. Почему же она не устроила собственную жизнь, раз так ловко распоряжается его?
– Я ненадолго, дорогой. – Пренебрегая присутствием Розины, Аннабелла поймала Мануэля за руку и, прежде чем спуститься, нежно улыбнулась ему. Потом она помогла спуститься Розине и сделала то, чего не делала ни разу с тех пор, как вернулась: взяла мать под руку, чтобы вместе с ней пройтись по парку, как в давние времена. Мануэль долго глядел им вслед.
Розина медлила с возвращением в коттедж. Она увлеченно обсуждала с Аннабеллой разные мелочи, а под конец пути заговорила о том, что той следовало бы прихватить в дорогу для пущего удобства. Аннабелла в замешательстве молвила:
– Но, мама, там, в фургоне, я подумала, что ты надеешься убедить Мануэля остаться… В том случае, конечно, если ты всерьез вынашиваешь идею стекольного завода.
Розина, отвернувшись, ответила:
