Она крепко меня обняла.
— Ах, Сэйра, — произнесла она. — Как хорошо, что ты все знаешь. Меня это так мучило.
Я поцеловала ее и опять заверила, что все понимаю.
— Милая моя Клития, пожалуйста, не надо так переживать. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Когда мы вернулись к Селии, она беседовала с Ральфом, а у их ног лежала, свернувшись, Кобла.
Селия переводила взгляд с меня на Клитию и обратно, а я спрашивала себя, заметно ли по нам, что мы только что эмоционально выясняли отношения.
Когда мы уже уезжали, Селия обратилась ко мне:
— Мне очень жаль, но я должна тебя покинуть. Я получила письмо от кузины. Она неважно себя чувствует и надеется, что я скоро опять к ней присоединюсь. Она сняла дом на юге Франции.
— О Селия, останься!
— Я так рада снова видеть тебя, Сэйра. И выглядишь ты намного лучше, чем до отъезда. Одно время мне показалось… совсем недавно…
— Да, я знаю.
— Ты вела себя немного… странно… как будто тебя что-то пугало или огорчало.
Я замялась. Вид Коблы на траве всколыхнул неприятные воспоминания. Мне не хотелось об этом говорить. Возвращение на плантацию живо напомнило мне обо всем, что здесь происходило, и о том, что кто-то играл со мной злые шутки.
Теперь, когда я вернулась, я твердо решила выяснить, кто за всем этим стоит, и одним из необходимых условий, которое я сама себе выставила, было недоверие ко всем без исключения… даже к Селии.
— О, думаю, я тогда просто немного устала, — небрежно ответила я. — Путешествие к устричным отмелям здорово меня освежило.
Я часто надевала ожерелье. Оно как будто околдовало меня. Я вынимала его из футляра, прикладывала к груди, и постепенно мною овладевало нестерпимое желание застегнуть его у себя на шее.
Жемчужины продолжали меняться. Они сияли новой жизнью. Оказываясь на моей коже, они начинали как будто светиться внутренним светом. Они ласкали меня. Они как будто убеждали меня в том, что хотят мне принадлежать.
Они мне даже снились. Это были неясные, туманные сны… в которых ожерелье выползало из футляра и обвивалось вокруг моей шеи. Вздор, конечно, но во сне все казалось необыкновенно реальным. Однажды мне еще раз приснился тот самый первый сон, в котором они затягивались вокруг моей шеи, пытаясь меня задушить. Мне было ясно, что подобная фантазия стала результатом многолетних разговоров об этом загадочном украшении, драмы с мнимым похищением Ральфа и той незабываемой ночи, когда Клинтон подарил мне легендарное ожерелье, позволив считать себя законченным негодяем.
Жемчужное ожерелье неодолимо влекло меня к себе, в то же время вызывая во мне какое-то необъяснимое отвращение, хотя устоять перед этим влечением мне все равно не удавалось. Иногда мне казалось, что оно символизирует мои сложные отношения с Клинтоном.
Чего я не могла понять, так это, почему я до сих пор не получила ничего от Тоби. Мое письмо было призывом о помощи, а он его, похоже, проигнорировал. Быть может, он переехал и теперь живет по другому адресу и поэтому так и не получил моего послания. Эта мысль ввергла меня в панику. Мне опять приснился этот сон. Две нитки жемчуга затягивались у меня на шее, лаская ее, вытягивая из меня нечто, необходимое им для блеска… они обвивали ее все туже и туже. Они начали меня душить. Они изменились. Теперь они были олицетворением зла. Я услышала мамин голос… Он доносился как будто издалека, через огромные разделяющие нас пространства. «Это ожерелье проклято. Оно приносило беду всем, кто им владел». Во сне я схватила ожерелье и попыталась сорвать со своей шеи, разорвать и навеки рассеять его. Затем сон изменился. «Тоби, — звала я. — Где ты, Тоби? Почему ты не приходишь, если ты знаешь, что ты мне очень нужен?» И тут я его увидела. Он пришел. Он расстегнул ожерелье, и я упала в его объятия, рыдая от радости и облегчения.
Я неохотно проснулась. Я хотела остаться во сне… вместе с Тоби.
Ожерелье лежало в своем футляре; Тоби был далеко; письма от него по-прежнему не было.
Скрыть ожерелье от окружающих было невозможно, и я сказала Клинтону, что мне не стоило бы его так часто надевать.
— Не беспокойся, — засмеялся он. — Домашние думают, что это ожерелье всего лишь очередной подарок преданного супруга своей любящей жене. Ведь я занимаюсь жемчугом, так что имею возможность отбирать все самые лучшие экземпляры.
— Я не хотела бы, чтобы люди узнали, что ожерелье Ашингтонов теперь принадлежит мне. Мы не должны забывать о Клитии.
— Клития ясно тебе показала, что способна сама о себе позаботиться. Тебе следует соблюдать одну-единственную предосторожность — не надевать колье в общество, где могут оказаться эксперты по части жемчуга.
Я стала надевать ожерелье всякий раз, когда мы с Клинтоном и Селией обедали втроем, без посторонних.
Селия искренне восхищалась моим ожерельем. Она несколько раз его даже примерила. Разумеется, я не стала ей говорить, что это легендарное ожерелье Ашингтонов. Я хотела, чтобы она считала его просто очередным изящным подарком Клинтона. Лейла, часто заходившая в спальню, чтобы навести порядок или принести мне горячую воду, тоже часто замирала, любуясь жемчугом и склоняя голову то в одну, то в другую сторону.
— Красивый жемчуг, — говорила она. — У моей сестры Анулы тоже есть такой жемчуг. У моей сестры много красивых украшений.
При этом Лейла так лукаво на меня поглядывала, что становилось ясно — она намекает на то, что эти красивые украшения Ануле подарил любовник.
Селия начала готовиться к отъезду. Она заказала билет на пароход до Бомбея, где ей предстояло пересесть на огромное судно, «Оранду», которое должно было доставить ее в Англию. Она собиралась плыть от Коломбо до Бомбея на корабле, который назывался «Ланкарта». Он был значительно меньше. При мысли о скором расставании с Селией мне становилось немного не по себе. Я знала, что без нее мне будет одиноко, кроме того, я еще так и не выяснила, кто и почему пытался меня напугать. Угроза никуда не исчезла, хотя теперь я чувствовала в себе силы ей противостоять.
Прошла неделя после моего возвращения из путешествия на север Цейлона. Уже приближался вечер, когда я собралась поехать к Клитии с тем, чтобы вернуться еще до наступления темноты. Я выехала в экипаже, но очень скоро поняла, что с ним что-то не так.
Его начало зигзагами носить по дороге, и я поспешила натянуть поводья… как вдруг в какую-то долю секунды увидела, что одно из двух колес экипажа вылетело и покатилось по дороге. Просто удивительно, как в таких драматических ситуациях столько событий успевает произойти за ничтожные промежутки времени. Мне показалось, что время замедлило, а потом и вовсе остановило свой ход. Я поняла, что мне грозит серьезная опасность, поскольку одно из колес отвалилось, а значит, коляска сейчас перевернется. Тем не менее в эту секунду все вокруг как будто замерло. Я в отчаянии пыталась понять, что мне следует предпринять для спасения. Тут лошадь встала на дыбы, и я почувствовала, что взлетаю в воздух.
