– Я не буду знать ни минуты покоя, понимая, что ты в бегах, – выкрикнула девушка.
– В бегах? Я? – Маскарон выглядел по-настоящему потрясенным. – Милая моя девочка, ты заблуждаешься! Фуше не может причинить мне вреда. Ты не думала, что я знаю достаточно, чтобы отправить этого старого мерзавца на гильотину, если только мне этого захочется?
Что-то было не так в его логике, но Габриель была слишком ошеломлена, чтобы найти эту ошибку. Маскарон воспользовался замешательством внучки, чтобы толкнуть ее в объятия мужа.
– А теперь поцелуй своего старого дедушку на прощание и покажи этим чертовым англичанам, из какого теста сделаны мы, нормандцы.
Отважно улыбаясь сквозь слезы, Габриель сделала, как ей сказали. Кэм крепче сжал плечи жены, удерживая ее рядом с собой, когда Маскарон вслед за Талейраном отправился на палубу. Ролло отвлек внимание девушки, взяв ее за руки.
– Я надеялась, что мы все сможем жить в Англии, – сокрушенно промолвила Габриель.
– Я мог бы подумать об этом, – сказал Ролло, печально улыбаясь, – но понимаешь, Ангел, есть девушка…
– И ты, Голиаф? – прошептала Габриель, когда борода великана защекотала ее щеку.
– Я всегда буду твоим человеком, – сказал Голиаф; его хриплый голос был не совсем ровным. – Если бы я думал, что тебе нужна моя помощь… – Проницательный взгляд великана скользнул по Кэму. Не требовалось много ума, чтобы понять, что англичанин не слишком доволен своей женой. В том, что Габриель заслужила хорошую взбучку, а то и кое-что похуже, Голиаф не сомневался. Великан не знал другого: сможет ли он стоять и молча наблюдать, как кто-то другой берет на себя обязанности, которые когда-то выполнял он. – Я оставляю тебя в хороших руках, – произнес Голиаф, немного утешая себя этим убеждением.
На палубе все члены команды уже заняли свои места. Поднимался ветер. Кэм почувствовал, что его настроение улучшается. Перекидной мостик убрали. Герцог дал команду поднять паруса и снова повернулся к перилам.
Ролло помахал ему рукой с козел кареты Талейрана. Голиаф сидел верхом на крупном чалом коне. Кэм наблюдал, как великан развернул скакуна и исчез во тьме ночи. Герцог не сомневался, что Голиаф направлялся в замок Шато-Ригон.
В карете Талейрана было тихо, пока оба джентльмена размышляли над событиями этой ночи. Первым из задумчивости вышел Талейран.
– То, что вы сказали девушке… Вы это серьезно?
– Что я сказал? – спросил Маскарон.
– Что у вас на Фуше достаточно компромата, чтобы отправить его на казнь.
– Господи, нет! – воскликнул Маскарон, устало прикрывая глаза рукой. – Я должен был что-нибудь сказать, иначе Габриель настаивала бы на том, чтобы остаться со мной.
– Тогда каковы ваши планы? – спросил Талейран.
– У меня их нет, – сказал Маскарон. – Я просто отправлюсь в свой кабинет в Морском министерстве и буду ждать, что произойдет.
– Понятно, – пробормотал Талейран и снова погрузился в размышления.
Через несколько минут он нарушил молчание.
– Я уже несколько раз мог отправить Фуше на казнь, – заметил он.
Маскарон в этом не сомневался, о чем и сказал.
– И, – продолжил Талейран приятным голосом, – Фуше мог сделать со мной то же самое. – Он склонился к собеседнику и доверительно сказал: – Среди нас очень мало людей с абсолютно чистой совестью, месье Маскарон, и судя из того, что рассказал ваш зять, в вашем случае, похоже, вы сильнее провинились перед вашим обидчиком, чем он перед вами.
Маскарон был так удивлен, что ничего не ответил. Он не знал, какую историю сочинил Дайсон, и решил подождать, пока Талейран разовьет свою мысль.
– Мы с Фуше не совсем друзья, – произнес Талейран, – но и не враги. Полагаю, можно сказать, что мы в некотором роде коллеги.
Маскарон пробормотал что-то подходящее. Тихо и доверительно Талейран продолжил:
– Мне подумалось, что будущее Франции очень неясно. Ей выгодно иметь друзей по обе стороны Ла-Манша.
Эта мысль была не нова. Ее французскому политику подсказал молодой герцог Дайсон, когда они с глазу на глаз беседовали на его яхте. Дайсон был абсолютно уверен, что у его тестя не было никаких планов спасения, и очень не хотел оставлять Маскарона во Франции, на милость Фуше. Талейран быстро понял намек.
– Предоставьте мне разобраться с Фуше, – сказал он. – Думаю, я знаю, как связать ему руки.
Молодой герцог намекнул, что воздаст за эту услугу сторицей, если, конечно, это в его силах. Талейран понял: услуги были обменной валютой и гораздо более полезной, чем деньги в банке.
– Да, – вслух размышлял он, – никогда не помешает иметь высокопоставленных друзей.
– Таких, как Чарльз Фокс, – предположил Маскарон.
– Именно. И ваш зять, Дайсон.
Собеседники обменялись понимающими взглядами.
– Хорошему человеку всегда найдется место в министерстве иностранных дел, – заметил Талейран. – Если вас это заинтересует, я буду счастлив подыскать вам должность.
Выяснилось, что Маскарона это очень заинтересовало.
– Но как же Фуше? – сказал он. – Этот человек жаждет моей крови.
На лице Талейрана отразилось удивление.
– Вы ошибаетесь, месье Маскарон. Амбиции Фуше выходят за пределы личных отношений. Он жаждет власти. И получилось так, что в моих силах помочь ему. – Талейран откинулся на спинку обитого кожей сиденья, устраиваясь удобнее. – Значит, решено, – сказал он.
Слова Талейрана прозвучали как пророчество. Маскарон не мог в них усомниться.
* * *
Данраден. С палубы «Маргариты» Габриель созерцала его прочные стены и высокие башни. Высоко в небе, из гнезд в горных утесах вылетали чайки и кружили над морем, а ветер разносил их жалобные крики на несколько миль вокруг. Воздух был наполнен знакомым ароматом соленой морской воды и резким, хотя и не отталкивающим запахом таинственных созданий, живущих в глубине. Словно ласка любовника, солнечный свет заливал представшую перед Габриель картину, придавая воде зеленовато-голубой цвет, что так привычен для корнуоллских берегов, и окутывал надежные стены крепости Кэма переливавшимися теплыми красками, превращая холодность замка в приветливую теплоту.
Габриель подумала о том, что вернулась домой, и рассмеялась. Оглянувшись, она заметила хмурое выражение лица Кэма. Они почти не улыбались друг другу с тех пор, как Кэм забрал ее из Нормандии. Девушка снова и снова пыталась пробиться сквозь стену сдержанности, которой отгородился герцог после того, как она изложила все обстоятельства, сопутствовавшие ее внезапному побегу с Десазом. Габриель не удалось убедить мужа, что лишь долг перед Маскароном и страх за Голиафа побудили ее зайти так далеко. Кэм считал это предательством или еще хуже – кульминацией хорошо и давно продуманного плана, целью которого было сбежать от него. По мнению Кэма, Десаз только предоставил возможность и средства, которыми Габриель поспешила воспользоваться.
