— Все гораздо хуже, чем я предполагал, — устало отозвался священник. — Ваш друг пока жив, но хазары с ним ведут разговор с помощью заплечных дел мастеров. Вчера его вешали на дыбу, сегодня хотят попробовать железную жаровню. Если и она не заставит его заговорить, завтра его прибьют к деревянному коню…
Дядька Нежиловец и мужи из старшей дружины застонали в голос. Этот обычай существовал в степи издревле. Кочевые предки хазар человека, повинного в каком-либо особо тяжком преступлении, привязывали к конской спине да и пускали животное в степь. Когда их потомки переселились в города, живого коня заменил деревянный, а волосяные жгуты да кожаные ремни — железные гвозди. Именно такую смерть двадцать лет назад на площади этого града принял боярин Тверд Сытенич и его люди.
Так и не присмиревший после плена Твердята обвел товарищей вопрошающим взглядом:
— Нужно что-то делать! — воскликнул он.
— Что делать-то? — мрачно развел руками дядька Нежиловец.
— Ну не знаю, охрану подкупить, в крепость проникнуть! Вытащить его как-нибудь оттуда надо, вот что!
— А помните того бея, чей мальчишка тонул в реке? — подал голос Талец. — Он тогда, кажется, свою помощь обещал.
— Не в таких делах, — хмуро отмахнулся от парня дядька Нежиловец. — Азария бен Моисей — знатный вельможа. Своим положением и богатством рисковать не станет. Я бы тоже на его месте не стал…
— А что это за дела? — захлопал глазами Путша, которого даже потеря руки не научила уму-разуму.
— Лютобор что-то узнал, — терпеливо пояснил старый кормщик, — и я примерно догадываюсь, что. Дорого бы я дал за возможность с ним поговорить.
— Это совершенно невозможно, — развел руками отец Артемий. — Его стерегут лучше, чем дворец царя Иосифа.
— Но он-то проникал в этот дворец! — в запальчивости воскликнул Талец.
— Он-то проникал, — кивнул дядька Нежиловец. — Да мы — не он! Думаешь, если завтра всех нас на солнышке рядком к деревянным лошадям прибьют, ему будет веселее?! А уж про Мураву я просто не говорю…
Тороп обратил внимание, что при упоминании о боярышне молчавшие весь разговор Мал и Соколик странно переглянулись.
Талец упрямо сдвинул взлохмаченные черные брови:
— Лютобор — наш товарищ, и мы готовы разделить его судьбу!
— А кто же тогда хазарам отомстит? — негромко спросил дядька Нежиловец.
Возвращались медленно, словно к ногам каждого привязали по мельничному жернову. Когда добрались до подворья, Мал с сыном и людьми, сославшись на неотложные дела, сразу ушли к себе. Вернулись они, впрочем, вборзе, дядька Нежиловец даже толком не успел Мураве нечего рассказать.
Вид торговый гость имел торжественный и внушительный: волосы и борода причесаны, ноги обуты в самые лучшие сафьяновые сапоги, с плеч спускается дорогой плащ, в котором купец в Новгороде на княжий двор только ходил. Так же нарядно и опрятно выглядели Соколик и дружина.
Поприветствовав в самых учтивых выражениях дядьку Нежиловца, будто не только что расстались, церемонно поклонившись выглянувшей из своего уголка Мураве, Мал спросил Белена Твердича, велев передать, что имеет к нему дело, не терпящее отлагательств.
Новый хозяин боярской ладьи на люди с самого утра не показывался: сказался больным и сидел в избе надутый, точно сыч. Кто-то из дружины припомнил, будто боярский племянник давеча двигался как-то скособоченно. Не иначе, опять на Дар Пламени полез. В том, что Белен вчера был на берегу, почти никто не сомневался.
Когда раздосадованный, если не сказать напуганный Белен наконец вылез на белый свет, Мал приветствовал его земным поклоном и начал всем известный разговор:
— Бежали давеча мимо нашего двора круторогие туры, они промычали, будто видели у вас лань, серебряные копытца, глаза, точно яхонты, золотая звездочка во лбу. Краше этой лани нет никого на белом свете. А у нас во дворе долгоногий лось живет дюже сильный и могучий. Вот мы и подумали, как бы нашего лося к вашей лани подпустить.
А еще летели мимо нашего двора серые утки, они прокрякали, что видели у вас белую лебедь, перья как снег, крылья в два взмаха возносят в поднебесье, а у нас на дворе сизый сокол летает, птицу равную себе по полету присматривает.
А еще купцы мимо нашего двора проезжали. Говорили, что серебряное у вас колечко есть. А у нас — золотая сваечка…
Тороп и прочие ватажники в начале опешили: нашел время! Затем в разумение вошло — ведя речь о сватовстве, дядька Мал просто хочет вызволить девицу из-под власти ненавистного подонка, имеющего наглость называть себя ее братом, вырвать из когтей коршунов хазарских. А дальше, как выйдет.
Не вышло. Еле дослушав все приличествующие подобному случаю обиняки, Белен глянул на купца таким зверем, что бедняга осекся на полуслове.
— Благодарю за ласку, сосед! Но ты опоздал! Сестра моя обещана и просватана, и в ближайшие дни жених с выкупом придет.
Вот тебе и разговор. И что теперь делать, во всей дружине не ведал ни один человек.
Когда солнце повернуло к закату, вернулись Твердята и Талец, которым дядька Нежиловец под честное слово, что не полезут на рожон и не наделают глупостей, позволил остаться на городской площади. Полсотни пар глаз повернулись к ним в одном вопрошающем взоре.
— Помост сооружают! — разом выдохнули гридни. — Завтра казнь!
И в этот миг лампада, горевшая в девичьей каморке у иконы, вспыхнула ярким пламенем и затрепетала, собираясь погаснуть. Мурава, молившая весь этот день святых заступников о милосердии, протянула руку поправить фитилек, но непокорный светильник вместо того опрокинулся и раскололся. Масло вспыхнуло и обожгло боярышне руки. Девица, кажется, этого даже не заметила. Мог ли зримый земной огонь сравниться с пламенем, бушевавшим в ее душе.
***
Хазары пришли, когда утро следующего дня едва утвердилсь на земле. Булан бей, видать, нарочно день выбирал, чтобы торжеством своим слаще упиться.
Свадебный поезд поражал воображение. Впереди — разряженный в шелка и злато жених, всем князьям князь. Рядом дружка, тысяцкий-командир эль арсиев, угрюмый гурганец, во время битвы у стана Органа не раз заслонявший своего господина. Следом — друзья-бояра — почти все те полтысячи, которые с Булан беем от гнева Сынов Ветра ушли. Сабли чутко дремлют в ножнах, стальная броня горит на солнце, как рыбья чешуя.
Хороши поезжане, нечего сказать, таких во время потешной обрядовой игры в торг неумойками не ославишь, платьем ношеным не укоришь. Только непохоже, что собираются сваты какую бы то ни было игру затевать, словно не за невестой, а за лютым ворогом пришли. Что могли противопоставить такой орде новгородские полсотни.
Мурава безо всякого выражения глянула на поезжан, а потом повернулась к Белену:
— Повремени, братец, — ровным голосом сказала она. — Позволь хоть приданое какое-никакое собрать. Путь предстоит неблизкий, да и возврата, видать, не будет.
Белен не возражал, только поставил у дверей девичьей каморки часовых. В противоположной стене там, правда, окошечко имелось, Мураве бы оно впору пришлось, да прямо внизу там текла река. И не просто река, а омут горючий и глубокий.
Тороп стоял невдалеке и как о чем-то, к нему касательства не имеющем, думал, что вместе с участью боярышни решилась и его судьба. Налюбовавшись мукой заклятого врага, насладившись унижением гордой славянской девы, Булан бей почтет за удовольствие запороть до смерти и холопа строптивого, благо, никто уж теперь на помощь не придет…
А и пускай порет! Глядишь, в ином мире быстрей Лютобора встретишь! Хоть не видать им обоим покоя и приюта, а все ж не поодиночке бродить.
— Эй, Драный! — негромко позвал Торопа дядька Нежиловец. — Ты дорогу до давешнего места на берегу еще помнишь?
Мерянин кивнул.
Дядька Нежиловец сунул ему в руки небольшой узел, судя по весу, с тряпьем или одежей.
— Здесь кое-какие пожитки, — пояснил старик. — Мурава загодя на такой случай приготовила, еще когда Лютобор ей тот треклятый кинжал подарил. Дуй по-быстрому, куда я сказал и жди, она следом будет. Переждете день-другой у отца Артемия, а там что-нибудь придумаем.
