Лили отошла, не желая уподобляться назойливым репортерам. У нее было множество вопросов, но они сильно отличались от тех, которые задавали журналисты. Ты и Кристел любили друг друга? Она была счастлива с тобой?
Ответив репортерам, Грег вернулся к Лили.
— Кажется, я уезжаю из Комфорта.
У Лили перехватило дыхание. Уезжает?
— Корлисс согласился представлять меня, и я буду играть в Кью–Скул всю осень и зиму. Если все пойдет как надо, в следующем году увидишь меня в рейтингах «Пи–Джи–Эй».
Лили пыталась собраться с мыслями. Он уезжает. Новые вопросы закружились у нее в голове. Как ты можешь уехать сейчас? Как насчет твоего ребенка? Это что, ничего не значит для тебя? Сейчас Лили не сомневалась в том, что Грегу Дункану нужно сказать правду.
Повернувшись, она пошла к зданию клуба, но по дороге столкнулась с Камероном.
— Где девочки? — спросила Лили, не скрывая волнения.
— С Бекки. С ними все в порядке.
— А твой дядя?
Камерон бросил взгляд назад. В отдалении рабочие разбирали ограждения, загружая столбики и канаты в грузовики. Высокая фигура возле последнего фервея отчетливо вырисовывалась на фоне закатного неба.
Поскольку Лили так и стояла перед Камероном, раздираемая сомнениями, он сказал:
— Тренер Дункан знает. Дядя рассказал ему вчера вечером.
Лили пыталась что–то сказать, но не могла. Недоверие и испытанное ею облегчение лишили Лили дара речи. Значит, он все–таки сделал это. Несмотря на то, о чем они говорили прошлым вечером, а может, именно поэтому Шон сказал Грегу правду, а тот все равно предпочел уехать.
Лили взяла Камерона за руку; ей было необходимо прикоснуться к нему, прежде чем заговорить.
— Ты в порядке?
С непривычным взрослым спокойствием Камерон осторожно высвободил руку.
— Поскольку Эшли остается с нами, у нас все хорошо.
«И когда этот мальчик успел так вырасти?» — думала Лили, глядя на него.
— Твоя мама была моей лучшей подругой, и я любила ее всем сердцем. Но я не собираюсь оправдывать ее. Она делала ошибки, как и все люди. А эта ошибка была чудовищной.
— Лили, никто больше не говорит «чудовищной».
Она попыталась улыбнуться.
— Я хочу сказать, что злиться на мать — и на отца тоже — плохо.
— Я любил их, О’К? Это никогда не изменится.
Слезы навернулись у нее на глаза.
— В них было очень много хорошего, в твоих маме и папе. Много любви. Они обожали тебя с того момента, как ты родился. Ты — лучшая часть их обоих, Камерон, ты знаешь это?
Он поковырял землю носком ботинка.
— Да. Понятно.
— Хорошо. Я больше не буду смущать тебя. — Лили посмотрела на того, кто стоял на фервее.
— Мне пора.
Камерон едва заметно улыбнулся.
— Конечно. Мы присмотрим за девочками.
В лучах закатного солнца Шон казался волшебным сновидением, и Лили не решалась заговорить с ним, боясь, что она проснется и он исчезнет. Но Шон повернулся к ней, и она почувствовала себя дурочкой. В ее жизни не было момента реальнее, чем этот.
— Ты был занят, — сказала она.
Шон сунул руки в задние карманы джинсов.
— Ага.
— Тебе следовало сказать мне. — Лили хотела упрекнуть его, но в ее голосе звучала радость.
— Я и собирался, но тут возникла небольшая деталь в связи с турниром…
— Шон!
Он распахнул объятия, и Лили, прижавшись к нему, почувствовала себя в безопасности и покое. Ее сердце было так переполнено чувствами, что она не могла говорить.
— Все будет хорошо Лили. Дункан ничего от нас не хочет.
«Потому что он уже получил то, что хотел, — подумала она. — Известного агента, перспективную карьеру».
— Ты отдал ему победу. — Лили отступила и посмотрела Шону в лицо. — Ты сделал так, чтобы он сегодня выиграл.
— У тебя, — отозвался Шон, медленно приближая свои губы к ее губам, — слишком богатое воображение.
Она поняла, что никогда не добьется от него признания. Но в следующее мгновение это было уже неважно, потому что Шон скрепил поцелуем обещание, которое дал ей когда–то.
Прохладный вечерний ветерок напоминал об осени. Лили теснее прижалась к Шону, слушая ритмичный стук его сердца. «Скажи ему, Лили, — убеждала она себя, и голос, звучавший у нее внутри, напоминал голос Кристел. — Скажи ему все сейчас».
Лили боялась, но не хотела, чтобы страх возобладал на ее чувствами. Она отстранилась от Шона, но не выпустила его рук.
Стремление к счастью в ней было сильнее, чем страх. Любовь к Шону изменила отношение Лили к жизни. Иногда она представляла себя Дороти из страны Оз, которая впервые увидела мир цветным, и сейчас была готова признаться ему.
— Я наметила для себя совсем другую жизнь, — начала Лили. — Я всегда все планировала. Но сейчас, с тобой, с этой семьей, все мои планы полетели в тартарары.
— Я никогда ничего не планировал, и посмотри — мы оказались в одинаковой ситуации. Так было предначертано, Лили. Поверь мне.
— Нам нелегко будет вместе.
— Скорее всего. Ну и что? Я люблю тебя, Лили. Находясь рядом с тобой, я нравлюсь себе. Мне по душе то, что мы оба без ума от детей. — Склонившись к Лили, Шон запечатлел у нее на губах еще один долгий поцелуй. — Думаю, нам нужно родить детей.
— Ты идешь дальше, чем я, — удивилась Лили.
— Ты не хочешь детей?
Боже мой!
— Я так люблю тебя, Шон! — произнося эти слова, Лили поняла, что ответила на его вопрос за них обоих. Страх исчез. Вместо него словно ровное пламя зажглось у нее внутри — предвосхищение того, что сулило ей будущее. Лили знала, что это может быть и боль, и радость, но теперь была готова к встретить их. Она больше не боялась следовать призывам своего сердца.
— Тебе понадобилось немало времени, чтобы сказать мне об этом.
— Я не знала, как это сделать, — ответила она. — Это казалось мне… небезопасным.
Тихо засмеявшись, Шон коснулся ее щеки.
— Ах, Лили! Жизнь вообще не безопасна, но это не должно останавливать тебя.
Глава 51
Что–то должно случиться, Лили чувствовала это. Приглашение, написанное Чарли от руки и доставленное лично Камероном, давало лишь намек: «Приглашаем тебя пообедать с нами в ресторане «Ла Дольче Вита», в пятницу в 20:00. Дресскод: полуофициальный». Чарли не сделала ни одной ошибки и нарисовала рядом их четверых, стоящих по росту. На другой стороне карточки была изображена Лили — весьма лестно: она походила на Барби из Малибу в очках.
