Публику вновь охватило веселое оживление, мужья выражали понимание, высказываясь в том духе, что, черт возьми, за гадкое ощущение, когда родители просвечивают тебя до печенок, особенно на предмет места работы, происхождения и банковского счета. С крокетной площадки были слышны детские восторженные крики: мальчишки, вооружившись в отсутствии молодых господ молотками и шарами, играли на лужайке.
– Но что действительно важно в браке, так это привязанность и любовь между двумя людьми, которые поддерживают друг друга до самой старости. Ни деньги, ни имущество, ни социальное положение не могут обеспечить эту гармонию, это дар небес и великое благословение. Поэтому я рад, что мои дети следуют зову сердца.
«Каков притворщик», – смеясь, про себя подумала Мари. Еще несколько недель назад он назвал это мезальянсом и запретил Паулю жениться. Но с тех пор многое произошло, и, возможно, мысли Иоганна Мельцера действительно совпадали с тем, что он сейчас проповедовал. Он всю ночь сидел над чертежами, изучил каждый в отдельности и утром с ликованием объявил, что Буркард был гений. Изобретения ее отца, которые Мельцер на протяжении лет считал бесполезной забавой, решали все проблемы разом. Теперь станки можно было настроить на новый лад, завтра же он вызовет своих инженеров и засадит их за работу. Кроме того, невзирая на протесты семейства, вчера он поехал на фабрику. Вечером был черным от усталости, но на виллу вернулся счастливым и за столом утверждал, что теперь все повернется к лучшему, ведь его сын женится на дочери Буркарда. Мари спросила себя, надолго ли Иоганну Мельцеру хватит этого счастливого настроения, но она давно привыкла, что с ним никогда не было просто.
– Итак, я имею огромное удовольствие представить сиятельной публике сразу три молодые пары…
Китти заметила тень на лице Мари и незаметно взяла подругу за руку. Платье из темно-красного индийского шелка они придумали вместе, оно было длинным в пол, узкого кроя, подчеркивало осиную талию Мари и украшено широкой, до колен, оборкой из тонкого шифона, которая развевалась на ветру подобно крыльям бабочки. Для себя она выбрала тот же фасон, но розé – ее любимого цвета. Они смотрелись словно сестры, в то время как Элизабет в своем небесно-голубом из хлопчатобумажной ткани казалась дальней родственницей. Пауль предварительно показал Китти свой подарок для Мари – золотое кольцо с рубином. Он попросил сестру примерить его, поскольку размер пальцев у них с Мари был одинаковый. Ах, Альфонс, должно быть, преподнесет ей кольцо с бриллиантом, он уже говорил что-то про «символ вечной любви». Она не любила бриллиантов, они холодные и прозрачные и только при свете искрятся своим многоцветным пламенем. Китти размышляла, хочет ли она «вечной любви» с Альфонсом. Вообще-то нет. По крайней мере, не так, как этого хочет он. С другой стороны, что бы она без него делала. Альфонс оказался лучшим другом, он ей советовал, утешал ее, подбадривал, когда она грустила. Был всегда на ее стороне и еще симпатизировал ее лучшей подруге Мари. Он единственный искренне поздравил Пауля с его выбором. Да что там – она нуждалась в нем, Альфонс был ей другом, братом и отцом одновременно.
– Число три обладает особой магией. Бог троицу любит, и поэтому мы трижды выпьем сегодня за наших молодых. За моего сына Пауля и Мари Хофгартнер. За мою дочь Китти и ее жениха Альфонса Бройера. И, наконец, за мою дочь Элизабет, которая обручится с лейтенантом фон Хагеманом…
«Ну, конечно, – думала Элизабет. – Конечно. Сначала сын, потом, разумеется, Китти, а я после всех». – Однако своему гневу она воли не дала, поскольку чувствовала завистливые взгляды подруг. Клаус фон Хагеман не привел в исполнение свои угрозы и прибыл на праздник вовремя. В парадной униформе – белом мундире с эполетами и парадной лентой, шлем надевать не стал, что, впрочем, не испортило впечатления от его внешности. Он приехал в сопровождении приятелей, среди них – небезызвестный Эрнст фон Клипштайн с женой. Они поздравили Элизабет с помолвкой и пригласили их обоих в свое поместье где-то в Бранденбурге. Элизабет сразу решила, что не поедет – ей не понравилась жена Клипштайна. И кроме того, у Клауса в ближайшее время не предвидится отпусков. Фон Клипштайн самозабвенно рассуждал о том, что скоро долгожданное вооруженное выступление. Что вчера в Сараево был застрелен наследник австро-венгерского престола, все газеты только об этом и пишут. Вечно эти сербы, неймется им. Папа сказал однажды, что все несчастья с востока. Однако фон Клипштайн заверил, что их наступление будет легкой прогулкой. Сначала они возьмут Париж, чтобы утихомирить французов, потом можно и на восток выдвигаться для поддержки союзников австро-венгров против Сербии. В случае вмешательства русских их тоже разобьют. Главное, чтобы Англия вела себя тихо. Но император уверен, что ему не придется выдвигаться против внука королевы Виктории. «Кровь гуще воды», – любил он повторять.
– В целом все это довольно скверно, моя дорогая, – шепнул Элизабет ее жених. – Однако не будем портить этот день.
Он увидел, как Пауль встал, чтобы обратиться к гостям со своей речью. Официант в красивой синей ливрее с золотыми пуговицами разносил напитки тем, у кого их еще не было. В глубине французского сада возле одной из овальных клумб кто-то вскрикнул как будто от боли, оказалось, молодая дама зацепилась платьем за розовый куст. Пауль помедлил, но поскольку маленькое происшествие оказалось безобидным, он начал говорить:
– Этот день для меня и моей невесты – настоящий триумф. – Он взял Мари за руку. – Мари, в присутствии гостей я объявляю, что для меня нет более достойной и прекрасной невесты, чем ты. Что я полюбил тебя с первой встречи и буду любить всегда, до конца жизни. Прошу тебя принять это кольцо в знак брачного обета, который я даю тебе со всей серьезностью и огромной радостью.
Публика была взбудоражена. Стали перешептываться, кто-то растрогался до слез, не обошлось и без возмущения и насмешек. Всем хотелось рассмотреть подарок, кто-то вполголоса заметил, что рубин довольно дорогой камень, чтобы дарить его камеристке.
Чтобы Альфонс Бройер и лейтенант фон Хагеман также имели возможность сказать свои слова и подарить своим невестам кольца, гостей пришлось призывать к порядку. После чего все поспешили к помолвленным, поздравляли, передавали приветы от общих знакомых, которые не пришли сегодня, но прежде всего хотели поближе рассмотреть кольца и оценить их стоимость. В этом соревновании всех заткнула за пояс Китти, потому что, как она и предполагала, Альфонс подарил ей бриллиант: обрамленный в белое золото, он сверкал на солнце, словно фейерверк.
– На этом мы благополучно завершаем официальную часть и открываем увеселительную, – с облегчением произнес Иоганн Мельцер.
После своей речи он сел и не встал, даже когда молодые подошли к нему. Он потребовал себе пунша и попросил Алисию взять ему в буфете лакомств, она знает его предпочтения. Театральное представление он смотрел с террасы и заметил сидевшему рядом Эдгару Бройеру, что Шекспир вполне подходит для сегодняшнего праздника. А вот без песенок из оперетты можно было и обойтись. Тема довольно странная.
– «Лисистрата»? – переспросила Риккарда фон Хагеман. – Мне кажется, в оперетте должны быть весьма откровенные сцены. Любовная забастовка с препятствиями, если я правильно понимаю.
– Но это ведь противоестественно, – не согласился с ней муж. – Мы, мужчины, должны воевать, а вы, женщины, пардон, созданы для любви.
Посмеялись, причем смех Риккарды прозвучал довольно резко.
Мари какое-то время сопровождала Пауля, присоединяясь то к одной, то к другой группе. Ее завертело в калейдоскопе имен и лиц, говорили любезности, демонстрировали жесты вежливости, проявляли любопытство, делали иронические замечания, а кто-то и холодно ее проигнорировал. Спустя время к ним присоединились Китти с Альфонсом, и Мари восхищалась непосредственностью Китти. Но та выросла в семье уважаемого фабриканта, ни титулы, ни награды ей были не важны, а над строгими взглядами пожилых дам она только смеялась.