Ознакомительная версия.
Чьи-то сильные руки неожиданно схватили меня за плечи; оттащили от постели. Я обернулась и увидела Маргариту. Я как-то совсем забыла, что она рядом, Лицо у нее было суровое и разгневанное.
– Ну-ка, хватит рыдать! Поднимайтесь!
Я не ожидала, что она так сильна. Она встряхнула меня, поставила на ноги.
Задыхаясь от рыданий, я едва выговорила:
– Но ты же… ты же видишь…
– Не время лить слезы! Если вы не в состоянии ухаживать за собственным сыном, убирайтесь отсюда! Ступайте молиться Богу, но не оплакивайте ребенка прямо у него на глазах!
Я была поражена тем, как она говорит со мной. Ничего подобного я от нее еще не слышала.
– Я… я не могу, – пробормотала я заикаясь.
– Чего не можете? Вы должны бороться! И довольно запинаться, не то я надаю вам пощечин!
Услышав такое, я просто оцепенела. Слезы высохли у меня на щеках.
– Пощечин? – переспросила я, не веря своим ушам.
– Ничего другого вы не заслуживаете!
Ее слова, ее возмущение возымели действие. И даже вернули мне присутствие духа. Я понимала, что слезы даже в малой степени не помогут Жану. Если я хочу быть полезна, я должна сохранять мужество. Только это могло спасти ребенка. Я должна заглушить свои чувства, запретить себе плакать, а все переживания заключить в сердце. Если я этого не сделаю, то на кого же Жанно еще надеяться?
В два часа пополудни Жана удалось покормить. Он проглотил десять или двенадцать ложек горячего бульона. Его не рвало. И хотя он не воспринимал происходящего и по-прежнему тяжело дышал, мне показалось, что ему стало чуть лучше. Ведь он поел! Невозможно описать словами, как окрылила меня эта маленькая надежда. Я, забыв об усталости, побежала вниз, на кухню, чтобы приготовить для ребенка питательное питье, которое всегда советуют давать больным, и воспользоваться минутой небольшого улучшения.
Питье – это было горячее вино с корицей, сахаром и маслом. Жан поначалу глотал его так же послушно, как и бульон, но после пятой ложки лицо его исказила судорога. Он застонал, и я в испуге остановилась.
– Не надо больше, – прошептала Маргарита. – Не мучайте его. На первый раз достаточно.
Я взглянула на нее. Она была очень измучена. Я догадывалась, что она, так же как и я, почти не спала. В ее возрасте это нелегко. Взяв Маргариту за руку, я мягко проговорила:
– Ступай отдохни. Я посижу с ним.
– А вы, мадам?
– А я все равно не в силах от него отойти.
Она ушла, и после ее ухода события развивались так, что я приходила в ужас. Некоторое время я сидела рядом с Жаном. Голова у меня гудела, перед глазами мелькали черные точки. Жар у мальчика усиливался. Жан сбрасывал одеяла, я каждый раз терпеливо укрывала его снова, но он яростно отталкивал мою руку и стонал. Я видела, что он не узнает меня и что сейчас ему даже тягостно мое присутствие, но я не отходила. Он весь горел, я постоянно вытирала ему лоб, протирала лицо. Потом его начало рвать каждые полчаса. Его стошнило всем, что он съел. Он лежал задыхаясь, хватая ртом воздух. Черты лица заострились до неузнаваемости, да и само лицо стало почти воскового оттенка.
Сжимая зубы и крепясь, чтобы не зарыдать, я ухаживала за ним, убирала тазы с рвотой, обтирала ребенка, меняла белье и простыни, пытаясь достичь хотя бы минимальной чистоты. Белье уже через полчаса становилось желтым и влажным. Жан метался в горячке, время от время постанывая и произнося:
– Пить! Пить, пожалуйста…
Я подносила к его губам стакан, и он жадно пил. Но уже через несколько минут его мучила рвота. Его дыхание внушало большую тревогу: оно становилось все затрудненнее. Если и дальше так пойдет, он просто не сможет дышать! Что-то сжимало ему горло. Я попыталась разжать Жану зубы, заглянула ему в рот и увидела сизо-красную опухоль. Теперь ее было легко заметить. Она значительно увеличилась по сравнению с тем, что я видела на рассвете.
– Что же делать? – прошептала я, ломая руки.
Жан застонал так протяжно и жалобно, что я отпустила его и не мучила больше осмотром. Все, впрочем, и так было ясно. Поднявшись, я стала ходить взад-вперед по комнате, сжимая пальцами виски. Я не представляла, что делать. Я ничего не могла… Но надо было что-то предпринять, иначе… иначе… о, мне было даже страшно подумать, что будет иначе!
Вошла Маргарита. Блуждающим взглядом я посмотрела на нее.
– Пять часов вечера уже, – произнесла она. – Давайте-ка я вас сменю.
Я покачала головой.
– Нет, я не хочу… Маргарита, ведь ему все хуже и хуже!
– Вы уверены?
– Он просто задыхается! И дышит так хрипло!
Она молчала. Я произнесла с яростью в голосе:
– Будь проклят этот коллеж! Будь прокляты все тамошние воспитатели! Будь проклята я сама, что отдала туда Жана!
Маргарита задумчиво сказала, словно не услышала моих слов:
– Надо дать ему остатки отвара, мадам. Помните, ведь ему как будто полегчало тогда.
– Да, да… Надо сделать все, что можно!
В комнату заглянула бледная встревоженная служанка.
– Что еще такое? – вскричала я, не владея собой.
– Брике вернулся, ваше сиятельство.
– Он привез врача?
– Нет, мадам. Он искал его повсюду, чуть не загнал лошадь… Никто не знает, куда подевался доктор д'Арбалестье.
Я в отчаянье заломила руки. Мне казалось, я сойду с ума от всего этого.
– Пусть Брике снова ищет! Пошлите еще кого-нибудь ему на помощь! Ребенок умирает, разве вы не видите?! Делайте все, что только в силах человеческих!
Жан сделал усилие и проглотил немного горячего отвара. Сейчас глотание для него было мучительнейшей процедурой. У меня, впрочем, было мало надежды на отвар. Я вспомнила о порошке, который рекомендовал толстый доктор из Ренна, и прибегла к нему как к единственному спасительному средству. Не щадя ребенка, я заставляла Жана пить, надеясь, что это пойдет ему во благо. Судорога прошла по всему телу мальчика. Он вдруг открыл глаза и взглянул на меня. Я застыла от ужаса, увидев, сколько жара, боли, страдания было в этих ввалившихся пылающих глазах.
Он на миг пришел в себя, это я поняла.
– Ма, это ты, – прошептал он полуутвердительно. Дыхание давалось ему с трудом. В какое-то мгновение он задрожал в моих объятиях и так напрягся, что мне показалось, он вот-вот умрет; сердце у меня облилось кровью.
– Это я, маленький мой. Я всегда с тобой.
– Ма… спаси меня, пожалуйста!
Эти слова пронзили мне сердце, душу, пронзили всю меня. Я на миг так ослабела, что чуть не упала в обморок рядом с Жаном. Казалось, даже кровь остановилась у меня в жилах. Ценой невероятного усилия мне удалось перебороть себя и уложить ребенка, укрыть его одеялами.
– Жан, милый мой, я спасу тебя. Обязательно. Верь мне. Сейчас приедет доктор.
Ознакомительная версия.
