поступить. Еще не было двух дня. Могут пройти часы, пока она приедет на мельницу. Он не мог ждать дома. Он должен что-то делать. Он надел жакет и вышел.
Несмотря на мягкий день, дорога в Серс была по-зимнему безмолвна. Было слишком рано для цикад и слишком холодно для ящериц. Рев Сарака был приглушенным рокотом глубоко внизу.
Пока он шел, вдыхая сладкий, пахнущий смолой воздух, его сознание прояснилось, как всегда бывало, когда он подходил к источнику.
Теперь ты не можешь отступиться, говорил он себе. Сделав это, ты только повторишь ошибку, совершенную двенадцать лет назад.
Было около трех, когда он достиг конца дороги, и, хотя прерывистые солнечные лучи пробивались сквозь облака, Серс уже был колодцем мрака.
Дверь в горе, подумал он. Ворота между миром живых и миром мертвых. Он спросил себя, нет ли там Майлза.
Он нагнул голову и вошел. Почва под ногами была так же суха, как в ту ночь, когда был найден кантарос. Он встал на колени и пропустил сквозь пальцы пригоршню пыли. В темноте, в углу пещеры, мягко пел источник: древняя, пузырящаяся мистерия, неизменная вот уже десятки тысяч лет.
Он вспомнил, какой была Антония, когда они стояли в пыли, на коленях перед кантаросом. Ее лицо изменилось, глаза блестели от слез.
Но она и сейчас была все той же девушкой. Почему ему понадобилось столько времени, чтобы увидеть это? Она не изменилась, и он — тоже. Можно сколько угодно убеждать себя, что со временем люди отдаляются друг от друга, что всё меняется, что вырастают препятствия на пути — и, возможно, порой так оно и есть. Но не на этот раз.
На выходе из пещеры он больно стукнулся головой о сталактит, который моментально вернул его в настоящее. «Следи, куда ступаешь, сын мой, — казалось, предостерегает его богиня. — Ты все же не из леса».
Его легкий оптимизм испарился. Неудивительно, что Антония ему не позвонила. Он не должен был оставлять ее вот так, не сообщив о своих чувствах.
Пошатываясь, он вышел на солнечный свет. Перед глазами мелькали черные пятна. Когда он поднес к голове руку, она была в крови. Наказанный, он начал спускаться по дороге. Но у мостика, где дорога ответвлялась к Равен-де-Вердура, он остановился.
На часах — полчетвертого. Если он пойдет дальше, то окажется на мельнице через полчаса. А если ее еще там нет? Он не думал, что может с этим столкнуться. Чтобы убить еще час, он решил пройти боковой дорогой до горного хребта. Может, он встретит ее на обратном пути. Насколько он знал Антонию, она не могла оставить Ля Бастид, не попрощавшись с источником.
Дорога заканчивалась в буковом лесу, покрытом опавшей листвой бронзового цвета, которая заставляла его шаги громко отдаваться в неподвижном воздухе. Когда он останавливался отдышаться, лес был устрашающе безмолвным. Ни ветра, шевелящего ветки, ни крика сокола, ни писка крапивников. Он был один.
Дорога разветвлялась и становилась круче. Он утопал в листве по колено.
Должно быть, тут залежи за много лет, подумал он. Ему казалось, что он продирается назад, к тому памятному лету. Назад к Майлзу…
Внезапно он наступил на древесный корень, который глухо хрустнув под его тяжестью, переломился надвое. Патрик тяжело приземлился на правую ногу. Взрыв чудовищной боли ударил его в колено. Он упал и некоторое время катался в листве, едва сдерживая вырывающийся крик.
Спустя время, задыхаясь и дрожа, он лежал, изучая узор голых ветвей на фоне неба. Надо идти. Однако попытка встать оказалась неудачной. Боль опять вспыхнула затопляющей судорогой, справиться с которой не было сил. Ах, дерьмо, дерьмо… Он покрылся потом и поплотнее сжал челюсти.
Рассеченная в пещере голова начала пульсировать в унисон с коленом. Он заставил себя лежать неподвижно и думать.
Очевидно, ему нельзя здесь оставаться. В марте туристы не ходят этой тропой, и он был уверен, что охотники тоже. Конечно, можно воспользоваться мобильником, который, к счастью, лежал у него в кармане жакета. Но, дьявольщина, его едва ли можно было достать, не разбередив связку. Так что придется забыть об этом.
Сколько идти до мельницы? Должно быть, мили две назад, к главной дороге, потом еще мили полторы вниз, к мельнице. Итого четыре мили пути. Которые, будучи на двух ногах, легко преодолеть за час. Но ковыляя с подпоркой… Дай Бог ему вернуться в полвосьмого, если не позже.
«А может быть, к тому времени, — пропел фальшивый голосок в голове, — Антония уже соберется и уедет».
Он приказал голоску заткнуться и начал оглядываться в поисках подпорки.
Спустя час он был всего лишь на полпути к главной дороге, а уже начало темнеть. Подпорки помогали ему, но они были недостаточно длинными, поэтому передвигался он медленно. И адская боль. Пульсация в его голове показывала время с удивительной точностью.
Патрик остановился передохнуть, отметив про себя, что температура резко упала. Глядя в темнеющее небо, он гадал, будет ли ночью луна. Если нет, совсем плохо.
Он отгонял мысль о том, чтобы позвать на помощь. Кого позвать? Антонию? У нее только местный номер, оба его телефона бесполезны, у месье Панабьера вроде бы стоял телефон, но он, о чем любили позубоскалить в деревне, никогда не брал трубку.
Понимая, что это бесполезно, он вынул мобильный и попытался набрать номер мельницы. Ничего не случилось. Он попробовал опять — с тем же успехом. Он проглотил нервный смешок: это научит тебя с уважением относиться к технике.
С величайшим трудом он сделал еще несколько шагов. Вскоре до него дошло, что никто не знает, где он. Вот ведь черт! Никто не знает даже, что он во Франции. Он не заходил в магазины, он ни с кем не сталкивался, а после того, как Нерисса забрала «дискавери», маловероятно, что у кого-то вызовет ассоциацию с ним взятая напрокат машина, оставленная на дороге. И конечно, он ничего не оставил в доме, чтобы обозначить, куда направил свои стопы.
Потрясающе! На этот раз он действительно влип. Как он обычно говорил на пижонском ранчо, перед тем как они выходили на экскурсию? «Всегда сообщайте кому-нибудь, куда вы идете, всегда берите с собой много воды и никогда не ходите в одиночку».
Он внезапно вспомнил колли, виденную неделю назад, копошащуюся в ворохе листвы.
«Почему колли?» — подумал он и начал смеяться.
Антония вернулась на мельницу около четырех и обнаружила ее открытой.
Быстрый просмотр почты показал, что от Патрика ничего не было.
