Но щиты-барьеры пробила не нормандская тяжелая кавалерия, а случайная стрела. Крик отчаяния пронесся по шеренгам англичан, когда король Гарольд пал у своего знамени.
Люди бросались рядом с ним на колени, в неистовстве призывая его подняться, но короля уже никто не мог оживить — смерть наступила мгновенно. Прилетевшая из сумерек чья-то меткая стрела, войдя в глаз, вонзилась потом прямо в мозг. Воины подняли его, не желая верить в случившееся: их кумира больше не существовало. Они вытащили стрелу и попытались остановить сочащуюся кровь, похлопали по рукам, все еще надеясь, что лежащий подаст признаки жизни, заговорит. И все это под градом продолжавших падать стрел.
— Он мертв. — Хускарл уронил безжизненную руку короля. — Мертв, а битва проиграна!
— Нет, нет! — Эль Виг, дядя эрла, обнял тело племянника. — Только не сейчас, когда все уже скоро должно кончиться! Гарольд, говори! Говори же, я приказываю тебе! Не для того ты прожил этот день, чтобы так умереть! Неужели все было напрасно? О, горе, горе! — Он перестал обнимать Гарольда и встал с колен. — Все кончено! Король, ради которого мы сражались и умирали, сам лежит мертвый, и нам не на что надеяться, только на бегство! Что нам теперь защищать? Нечего, потому что Гарольд убит! — Он пошатнулся, потому что сам был тяжело ранен, и упал бы, не подхвати его оказавшийся рядом тан.
Ниже по склону нормандцы увидели, как стоящие над ними шеренги дрогнули. Лучники отступили, и начался последний штурм. Вильгельм Мулен ла Марш, выкрикивая свой боевой клич, повел отряд рыцарей прямо на саксонские щиты и ударил по ним с такой яростью, что проделал в шеренгах брешь прямо до все еще стоящих знамен.
Англичане начали разбегаться с вершины холма. Лорд Мулен рубанул по древкам, и хоругви были повержены — торжествующий рев разнесся со стороны нормандцев. Золотое знамя Гарольда плавало в луже крови и грязи, а двое рыцарей, будто опьяненных собственной свирепостью, не менее яростной, чем у их лорда, рубили тело эрла.
Остатки саксонского войска отходили к северу, в сторону густого леса, лежащего прямо за холмом. С этой стороны склон был отвесным и кончался выкопанным у подножия рвом. Таны скользили вниз по крутизне, а преследующие их отряды нормандцев, наткнувшись на этот крутой откос, остановились, потому что в сумерках не было видно, что лежит впереди. Предательский ров не давал пройти коням, и жеребцы и всадники кувырком летели на дно, а там саксы, развернувшись в самый последний момент, убивали их в коротком отчаянном бою. И прежде чем к нормандцам подоспело подкрепление, они ускользнули в темноту и их поглотил лес.
Шум схватки у подножия насыпи наконец был услышан: бледный от страха граф Юстас аль Грено, подумав, что, очевидно, на подмогу идут воины Эдвина и Моркера, поскакал прямо к герцогу и, схватив поводья его коня, в самых сильных выражениях посоветовал немедленно отступить.
Вильгельм покачал головой в знак несогласия и, с усмешкой отвернувшись, приказал поставить свой шатер прямо на том месте, где весь день развевалось знамя Гарольда.
— Расчистите место, — добавил он. — Я проведу ночь именно здесь.
Люди уже вовсю работали, когда, узнав о приказе, прискакал лорд Лонгевиль и выразил свое неодобрение.
— Ваша милость! Стоит ли вам находиться среди мертвецов? Не лучше ли удалиться туда, где вас сможет охранять пара тысяч человек, ведь никому не известно, а вдруг нам уготована ловушка. Да и среди поверженных, наверное, еще немало живых раненых саксов, которые будут просто счастливы отдать свою жизнь, но уничтожить вас. Сеньор, уходите отсюда скорее!
— Ты что, Вальтер, испугался? Я — нет, — холодно ответил герцог. — Если ты трусишь, присоединяйся к Аль Грено. — Вильгельм оглядел поле битвы и довольно резко бросил: — Прикажи командирам проследить за своими людьми. Мне ни к чему, чтобы грабили мертвецов. Пусть каждая сторона похоронит своих мертвых, но тело эрла Гарольда ты должен найти и с почестями принести в мой шатер. Рауль, ты тоже мне нужен.
Только через час шевалье смог наконец улизнуть от герцога. Он снял доспехи и смыл с себя пот и кровь. Его оруженосец, усердный и преданный хозяину парень, принес воды, чистую тунику из тонкой шерсти и длинный алый плащ. Закрепив завязки на штанах, Рауль кивнул в угол шатра, где лежала сброшенная одежда, и коротко приказал:
— Сожги ее, выброси доспехи, они пробиты на плече. Ты почистил мой шлем?
Оруженосец уже держал его вместе с мечом наготове — все было начищено до блеска.
— Молодец. Опояшь меня мечом!
Парень опустился на колени, прикрепляя к поясу меч, а Рауль тем временем закрепил на груди мантию.
Герцог ужинал со своими братьями и графами Юстасом, Аленом и Хаиме. Свечи освещали шатер, еду подавали так, будто дело происходило не на поле недавнего сражения, а во дворце. Находясь здесь, и представить было нельзя, что за стенами шатра на истерзанной земле валяются вперемешку мертвые и те, часы которых сочтены. Герцог ел и пил очень мало, только нахмуренные брови выдавали его усталость. Зато его сподвижники, благородные господа, учуяв запах специй, аппетитно облизывались и, пируя, позабыли обо всех дневных тревогах.
Рауль ушел, как только смог и, миновав шатры, пробрался к тому месту, где во время битвы ему показалось, что он заметил там Эдгара.
Он нес с собой фонарь и полную фляжку с вином. Всюду по склонам холма передвигались другие фонари, но уже всходила луна и ее слабое холодное сияние освещало страшные курганы из живых и мертвых.
Рауль обнаружил, что среди этих курганов бродят священники и монахи, и уже не придавал значения тому, кто нормандец, а кто сакс: пред смертью все были равны. Монах из Бека взглянул на шевалье, когда тот проходил мимо, и, узнав, посоветовал не ходить по полю невооруженным.
— Многие саксы еще дышат, господин Рауль, — предупредил он, — и они очень опасны.
— Я не боюсь, — просто ответил шевалье.
Он осветил фонарем скорченную фигуру у своих ног. Широкие плечи лежащего чем-то напоминали плечи Эдгара. Рауль наклонился и дрожащей рукой перевернул тело: нет, это был не Эдгар, и Рауль с облегчением вздохнул, двинувшись дальше.
Нога на чем-то в который раз поскользнулась, но Рауль даже не посмотрел: он сегодня видел столько крови, что уже не испытывал никакого отвращения к ней, а может, просто слишком сильно устал, чтобы обращать вообще на что-то внимание. Его веки слипались, ноги болели. Сон — вот все, в чем он нуждался, сон и забвение, но даже это теперь невозможно, пока не выяснена судьба Эдгара. В душе промелькнула слабая надежда, что друг окажется среди тех, кто спасся при отходе в северные леса. Рыцарь еще долго бродил по полю брани, но цель казалась все менее выполнимой. Единственно, что на свете было сейчас реальностью, это мертвецы, лежащие под звездами в самых невероятных позах. Их были тысячи, старых и молодых, высоких и низкорослых, тысячи саксонцев, но среди них не оказалось того, которого он искал.
