Я нехотя встала и принесла требуемое. Опершись на локоть, Лоренцо скрюченными пальцами принялся выводить слова на бумаге.
— Позволь мне, — взмолилась я.
— Нет. Я должен самолично написать приглашение.
Сложив готовое послание, я капнула на него красного воска и скрепила печатью Медичи. Лоренцо, утомленный даже таким ничтожным усилием, в изнеможении откинулся на подушки.
— Как ты думаешь, я скорее умру, если выпью растолченных самоцветов? — неожиданно спросил он.
— Лоренцо, не надо! — Я быстро подошла к постели. — Ты не представляешь себе, какая адская от них боль!
— Думаю, Катерина, она вряд ли хуже, чем теперешняя, — прошептал он, схватив меня за руку. — Мне надо знать, когда принять настой. Я должен умереть в его присутствии! Только подумай, что он раздует из этого!
Я снова легла рядом с Лоренцо и обняла его, уже не скрывая отчаяния и не сдерживая слез. Он обвил меня слабеющими руками и долго целовал мое лицо.
— Пора, любовь моя, — наконец вымолвил он.
Я поднялась и, почти не чуя под собой ног, направилась к двери.
— Непременно поблагодари от меня сына, — услышала я вослед. — Ты лучшая из женщин, и целый свет воздаст тебе хвалу… за Леонардо.
Я обернулась напоследок поглядеть на того, кого мне посчастливилось любить всю жизнь.
— Улыбнись мне в последний раз, Лоренцо, — попросила я. — Я хочу запомнить тебя таким.
Я верхом вернулась во Флоренцию и вновь поскакала на улицу Ларга. Набравшись храбрости, я вошла в ворота монастыря Сан-Марко и обратилась к первому попавшемуся послушнику, на вид совсем юноше. Я сдержанно сообщила ему, что везу послание от Лоренцо де Медичи, которое мне поручено передать лично в руки настоятелю. Он тут же унесся прочь, явно преисполненный важности оттого, что именно ему доверено передать Савонароле такие важные вести.
Ко мне вернулся не он, а другой, более пожилой доминиканец. По его суровому лицу можно было предположить, что он в жизни своей ни разу не улыбнулся. Монах впился глазами в запечатанное послание в моей руке, будто оно было писано самим Сатаной.
— Следуй за мной, — велел он и двинулся к лестнице.
Мы поднялись на второй этаж. В коридоре воняло мочой, как будто братья во Христе не утруждались лишний раз выйти во двор. Встретившиеся нам монахи с выбритыми тонзурами все как один зыркали на меня, словно желая сглазить или напугать до смерти.
Настоятель Савонарола уже ждал в убогой келейке, дверь в которую была распахнута настежь. Он сидел за пустым столом на простой скамейке и смотрел в окно. Мне вспомнилось, как в этот арочный проем он разглядывал скульптуры сада Медичи. Когда мы вошли, он и бровью не повел, лишь жестом велел суровому монаху удалиться.
Мы остались одни. Савонарола обернулся, и я вновь внутренне содрогнулась от омерзения. В нем было уродливым буквально все: губы, нос, близко посаженные глазки, обведенные бурой каймой и посверкивающие неизбывной болезненной яростью.
— Почему я должен верить, что это письмо от тирана Медичи? — язвительно спросил он, буравя меня зелеными глазками-бусинками.
— Потому, святой отец, — как можно подобострастнее ответила я, — что на нем печать Медичи. — Я протянула ему бумагу от Лоренцо. — Я знаю, какая суровая кара постигла бы меня, если бы я осмелился принести вам фальшивку.
Савонарола вырвал из моей руки послание и отошел с ним к окну, придирчиво осмотрел печать и лишь затем взломал ее. Повернувшись ко мне спиной, он бегал глазами по строчкам записки от Il Magnifico, и я видела, как по мере прочтения расправляется его сутуловатая спина.
— Известно ли тебе, что я отверг уже с дюжину его приглашений? — вопросил Савонарола.
Я с глуповатым видом покачала головой.
— Знаешь ли ты, что в этом письме? — Савонарола обернулся и взглянул мне прямо в лицо.
— Да, святой отец. Лоренцо…
— Тиран Медичи, — одернул меня приор.
— Тиран Медичи, — послушно повторила за ним я, — в полной мере осознал свои грехи и, лежа на смертном одре, желает вам исповедоваться.
— Он сейчас в Кареджи?
— Да.
— Он не расставил мне на пути ловушек?
— Что вы, святой отец! Конец его близится, и он вдруг узрел зияющую пропасть прожитой им греховной жизни. Он жаждет спасения. — Я опустилась перед приором на колени. — Прошу вас, будьте милосердны!
— Я где-то тебя уже видел?.. — Савонарола подозрительно прищурился.
— Да, святой отец. — Я потупилась. — Несколько лет тому назад за нарушение заповедей Божьих ваши «ангелы» привели меня в Ночную канцелярию. Там я сразу осознал пагубность своих заблуждений. Мне даже посчастливилось лично от вас получить наставления, как жить честно и праведно.
— А ты все равно водишься с Медичи? — обличил он меня.
— Лишь с недавних пор, святой отец! С тех самых пор, как я стал направлять его мысли к Господу. Прошу вас!.. — Я схватила настоятеля за руку и заставила себя поцеловать ее. — Выслушайте же его исповедь! Не допустите его кончины без покаяния!
— Она близка?
— Ему остались считаные часы. Врачи говорят, что до утра он не доживет.
— Оставь меня, — махнул рукой Савонарола.
— Но вы же навестите его? — не отступала я. — Эту душу не грех и спасти! Подумайте, сколько людей воспрянут духом, когда узнают, что вы помогли Лоренцо де Медичи выйти из тьмы к свету!
Я решилась взглянуть на Савонаролу — он задумчиво кивал в ответ на мои слова. Я снова быстро потупила взор.
— Встань, — велел он. — Я посещу этого презренного злодея. Господь милостив, и в Его воле спасти грешника даже на краю геенны огненной.
— О, благодарю вас, благодарю! — вскричала я, покрывая поцелуями руку настоятеля.
Затем я встала, сдерживая подступившую к горлу тошноту. Не в силах еще раз взглянуть в ненавистное лицо, я вышла из кельи и без промедления покинула монастырь. Оказавшись на улице Ларга и убедившись, что никто меня не видит, я сплюнула, освобождаясь от мерзости недавней встречи, и коротким путем добралась до дворца Медичи. У парадного входа я задержалась и украдкой оглянулась на Сан-Марко.
Из ворот монастыря высыпали на улицу «ангелы». За ней появилась карета. Показался приор в сопровождении толпы монахов-доминиканцев. Они помогли Савонароле усесться в карету и проводили его до ворот.
Вскоре на улице Ларга стали собираться горожане. «Ангелы» сделали свое дело: многих уже облетела весть о том, что Il Magnifico призвал Савонаролу, чтобы исповедоваться. Зная, что начало положено и новости об успешном продвижении нашего замысла появятся лишь через несколько часов, я поспешила скрыться во дворце.
