— И король удовлетворился, его честь была спасена, — одобрительно кивнул Кифи.
— Да, — ответила она. — Сын предводителя клана Улада охотно пошел на героическую смерть. Эта договоренность удовлетворила всех, кроме моей матери. Ей было недостаточно смерти первенца короля Домналла. Она так и не простила моего отца за то, что он не отомстил за смерть Шона так, как того хотелось ей.
Бренна стала свидетелем того, как ее мать постепенно замыкалась в себе. В отчаянной надежде заменить потерянного сына она из года в год рожала, но каждый раз ее преследовала неудача. Младенцы рождались мертвыми. Мать Бренны оставила все попытки и в конце концов ушла жить в другую башню замка, отдельно от мужа и дочерей. Она больше не могла оставаться с ними, потому что уже не жила настоящим.
Все ее мысли были в прошлом. Там остался ее любимый сын и ее далекое детство. От него сохранились лишь воспоминания и изящный стул, который она когда-то получила с юга. Уна не смогла расстаться со своей любимой вещью и взяла ее с собой.
Оставшись в одиночестве, она совсем отошла от этого мира и долгими часами сидела в раздумье. Однажды ее взгляд привлекло небольшое пятнышко на спинке стула. Уставшая от неподвижности рука королевы сама потянулась к нему. Так она начала оживлять свою реликвию. С неестественной озабоченностью отошедшая от всех других дел королева очищала древесину, пока она не начинала блестеть. Но после очередного королевского пира стул неведомым образом оказался сломан. И Уна из клана Коннахта окончательно зачахла.
— Я уже думала, что отец бросит ее, — сказала Бренна со страхом в голосе и тут же осеклась. Этот странный мужчина не должен был слышать в ее голосе страх и растерянность. Интересно, как это своим молчанием он вызвал у нее такое доверие?
— Так бросил? — спросил Кифи, не отрывая взгляда от узора. Казалось, что этого потрясающего признания он просто не заметил.
— У нас браки заключаются и расторгаются первого февраля, — объяснила Бренна. — Если та или иная сторона не хочет этого брака, она может просто уехать и никаких вопросов к ней не будет. Что об этой традиции ни говорил бы отец Михаил, она разумна. Отец говорит, что она спасла многие души от греха убийства.
Кифи не удержался от смешка:
— Да, ваш отец мудрый человек, принцесса.
— Мудрый, — сказала Бренна, отчаянно сжимая руки. — Но даже мудрец не сможет сложить из осколков разбитое сердце.
Неожиданно Кифи отложил инструмент и посмотрел на Бренну долгим взглядом.
— Некоторые вещи лучше исправлять как можно скорее. Вот стул. Если бы оставить его при такой погоде еще надолго, древесина испортилась бы окончательно и я не смог бы собрать его, — сказал он.
Глаза нормандца были глубоки, подобно местным лесным прудам. Бренне показалось, что незнакомец смотрит прямо в ее сердце и видит тот позор, который она так тщательно от всех скрывает.
— Если что-то слишком хрупко, то, смотри не смотри, рано или поздно сломается. Да так, что не восстановить, — сказал Кифи. — Он провел мозолистой рукой по стулу. — Но мы успели вовремя. Может быть, того же самого не будет, но будет только лучше. Прочнее и красивее.
Бренна была уверена, что Кифи говорил уже не о стуле. Сердце девушки билось так отчаянно, что его стук можно было услышать, если стоять рядом.
— Большинство мужчин хотят в жизни всего самого совершенного, — сказала Бренна тихо.
— Но есть и такие, которым совершенство скучно, — ответил Кифи, наклоняясь к ней. — Важно не дать прижиться несовершенству. А оно со временем только крепнет. — Дальше Кифи говорил уже хриплым шепотом: — Вы много страдали, Бренна. Я вижу это. Страдание проглядывает в ваших глазах всякий раз, когда вы смотрите на меня.
Медленно, словно боясь, что она испугается и убежит, нормандец коснулся рукой ее щеки. Его ладонь была тепла, но лицо Бренны так горело, что она испугалась обжечь руку мужчины.
— Позвольте мне помочь вам, принцесса.
Их губы были так близко! Ей достаточно было повернуть голову, и они соприкоснулись бы. Бренна чувствовала это. Она уже видела, на что способны эти руки, когда речь заходит о дереве. Но мог ли этот мужчина забрать из ее сердца тяжкую ношу вины?
— Эй, вы, там! — Внезапно в ее сознание ворвался голос Мойры. Словно очнувшись, Бренна резко отстранилась от нормандца.
— Я уже трижды звоню, пора ужинать. Разве вы не слышите? — Мойра ворвалась в сарай и замерла в восхищении, увидев стул. — Вы починили стул матери. Какой вы умелый, Кифи Марфи!
Мойра стояла под навесом, разглядывая работу мужчины. Кифи сиял от похвалы. Теперь Бренна едва ли могла обвинить его во внимании к ее более симпатичной сестре.
— Приходите на ужин, — крикнула Бренна и выскочила из-под навеса, решив, что все мужчины идиоты.
«Скучно смотреть, как он ищет совершенство», — подумала она. Но самые страшные проклятия она приберегла для самой себя. Девушка проклинала себя за то, какой дурой была. Слава небесам, что вовремя появилась Мойра. Иначе Бренна позволила бы соблазнить себя сладкими речами и глазами цвета океана.
Однако теперь она знала, что Кифи был не только красивым, но и умным. В следующий раз она будет осторожнее с ним.
Наконец стул был закончен.
Бренна настаивала на том, чтобы Кифи в процессе работы не показывал ее матери этот стул, и была очень встревожена, когда однажды он оставил стул во дворе у сарая. Мужчина покрасил новые части так, чтобы они как можно больше походили на старые. Затем он покрыл стул маслом, и дерево заблестело. После ремонта стул оказался даже красивее, чем ожидал сам Кифи.
Принцесса целыми днями не давала нормандцу присесть. Она гоняла его за водой, отправляла чистить конюшню и ухаживать за животными — словом, перекладывала на него многое из того, что делала прежде сама. Мужчина не сопротивлялся. Даже когда тон Бренны становился придирчиво-едким, он спокойно слушал, задания себе вопрос, куда она время от времени исчезает.
Бренна оказалась для Кифи настоящей загадкой. Он был уверен, что девушка симпатизирует ему. Ее несло к нему, как пловца, пойманного течением у самого берега. Но она отчаянно сопротивлялась, гребя против течения.
Меж тем как мужчина работал с деревом, к нему возвращались обрывки памяти о тех местах, которые он когда-то посещал. Кифи вспомнил огромное озеро, такое большое, что берегов его не было видно. Поверхность озера в спокойные дни сияла подобно стеклу. И было что озеро в стране пиктов[6] — в дикой горной стране, населенной жестокими племенами, которые раскрашивали себя перед сражениями синей краской. В темных глубинах того озера обитало, согласно легенде, отвратительное чудовище. Оно было столь ужасным, что об облике его умалчивали даже легенды.
