Анна Австрийская объявила, что инфанта очень набожна и ее, несомненно, приведет в восхищение подобный подарок.
Она повернулась к кардиналу, чтобы обратить его внимание на прекрасные миниатюры, но тот все еще держал в руках и рассматривал принадлежности из несессера, медленно перебирая их пальцами и заставляя сверкать на солнце.
— Говорят, мессир де Пейрак, что золото само течет вам в руки, будто источник из скалы…
— Это сравнение как нельзя более верно, ваше высокопреосвященство, — тихо отвечал граф, — именно как источник, бьющий из скалы… Но скалу сначала нужно взорвать при помощи фитилей и пороха, разрыть, чтобы добраться до самых недр, разворотить ее, измельчить, сровнять с землей. И тогда, если повезет, из нее хлынет золото, и даже в изобилии, но только после того, как вы познаете тяжелый труд, потом и кровью добиваясь успеха.
— Вот превосходная притча о труде, который приносит свои плоды. Мы не привыкли слышать подобные речи от людей вашего ранга, но, признаюсь, мне они нравятся.
Улыбка не покидала губ Мазарини. Он вынул маленькое зеркало из несессера и украдкой бросил взгляд на свое отражение. Несмотря на румяна и пудру, которые он наложил, пытаясь скрыть желтизну кожи, на висках выступила предательская испарина, выдающая слабое здоровье, она увлажнила пряди волос под красной кардинальской шапочкой.
Болезнь изнуряла Мазарини уже многие месяцы; он-то как раз не лгал, когда объявил, что из-за приступа мочекаменной болезни не может выехать на встречу с испанским послом доном Луисом де Аро первым. Анжелика заметила, какими глазами посмотрела королева-мать на кардинала — это был обеспокоенный взгляд женщины, которую терзает тревога. Было видно, что она сгорает от нетерпения сказать ему: «Не говорите так много, вы утомляете себя. Вам уже пора выпить отвар из лечебных трав». Неужели правда, что королева, которой так долго пренебрегал ее чрезмерно целомудренный супруг, полюбила своего итальянца?.. Все вокруг шептались об этом, но правды не знал никто. Потайные лестницы королевского дворца умеют хранить тайны. Единственный, кто, возможно, знал истину, — ее ревностно оберегаемый сын, король. Не его ли называли доверенным лицом в своих письмах королева и кардинал? Но что же ему было доверено?..
— Я бы с радостью при случае побеседовал с вами о ваших трудах, — произнес кардинал.
А молодой король неожиданно добавил:
— Я тоже. То, что мне о вас рассказывали, вызвало мое любопытство.
И вдруг, то ли оттого, что король говорил со столь не свойственным ему оживлением, то ли по какой-то другой причине, но все присутствующие словно окаменели, и Анжелика с тревогой думала, когда же с придворных спадет это оцепенение.
Но тут раздался пронзительный голос Месье, брата короля:
— О, брат, взгляните, разве это не чудо?! Только посмотрите на платье мадам де Пейрак! Золото! Сколько золота! Оно все золотое! Золотая травчатая парча, золотое шитье, золотая гладкая парча!..
Словно по взмаху волшебной палочки все снова задвигались и заговорили.
Легкомысленное вмешательство Месье рассеяло минутную неловкость и напряжение, порожденное то ли всеобщим смущением, то ли неожиданными словами короля — оплошность, которую он себе вряд ли простит.
Анжелика, приседая в очередном реверансе, случайно поймала взгляд, брошенный королем на своего брата, и прочла в нем зависть и ревность.
* * *
Слишком многие вещи удавались младшему сыну Людовика XIII лучше, чем старшему.
В памяти монарха часто всплывали сцены из детства. Он видел себя, испуганного, заикающегося, неспособного произнести ни слова из подсказанных ему перед тем, как отвести к изголовью кровати, где лежал отец, который всегда его страшил и чье восковое, утонувшее в подушке лицо напугало его еще больше. Тогда как младший брат, которому в ту пору едва исполнилось три года, воскликнул, наученный своей воспитательницей: «Папа! До свидания!» — и от этого детского порыва на лице умирающего появилась улыбка.
* * *
Анжелика вздрогнула.
Король смотрел на нее.
Но тут же решила, что, должно быть, она ошибается. Анжелика поняла, что Людовику свойственна эта манера глядеть на всех и видеть каждого в отдельности. А может, и вовсе он созерцает толпу придворных, думая при этом о чем-то своем?
Впрочем, весь этот обмен ничего не значащими словами, взглядами, ощущениями, впечатлениями занял не больше минуты, едва ли не несколько секунд. Она слышала ответ Жоффрея, его красивый, звучный и любезный голос, любезный настолько, чтобы лишь выразить свое почтение, и не более того. Сейчас ему недоставало привычного покоряющего обаяния.
— Я всегда к услугам Вашего Величества и вашего высокопреосвященства.
* * *
Аудиенция завершилась.
Анжелика с мужем подошли поприветствовать монсеньора де Фонтенака, которого заметили в свите кардинала. Затем они обошли всех высокопоставленных лиц и всех знакомых. У Анжелики от реверансов заболела спина, но она пребывала в таком возбуждении, что не чувствовала усталости. Наконец-то настал этот день! Она увидела короля и королевскую семью.
Судя по комплиментам в ее адрес, она неплохо справлялась со своей ролью, что добавило чести провинции Лангедок. Несомненно, их пара привлекла всеобщее внимание. Кажется, никто, кроме нее, не заметил, что во время представления их монарху произошло кое-что необычное, и Анжелика спрашивала себя — быть может, только она одна пережила этот миг непонятной тревоги, безусловно связанный с естественными переживаниями, вызванными длительной церемонией, на которой все подчинено единственному мгновению встречи с королевскими особами?
Пока ее муж беседовал с маршалом де Грамоном, перед ней склонился молодой человек приятной наружности.
— Узнаете ли вы меня, о богиня, на миг спустившаяся с небес в солнечной колеснице?
— Конечно же! — воскликнула она, очарованная. — Вы — Пегилен!
И тут же извинилась:
— Простите мне мою фамильярность, мессир де Лозен, но что поделать, если повсюду все только и говорят о Пегилене. Пегилен здесь, Пегилен там! Вас все так любят, что, даже не успев снова увидеться с вами, я уже разделяю всеобщее восхищение.
— Вы очаровательны и наполняете радостью не только мои глаза, но и мое сердце. Знаете ли вы о том, что являетесь самой обворожительной женщиной на этом приеме? Многие дамы уже ломают веера и рвут в клочья носовые платки, изнывая от зависти, которую пробудил в них ваш наряд. Чего же ожидать от вас в день свадьбы, если таково начало?
— О, в тот день я померкну в сравнении с блеском свадебного шествия. Но сегодня меня представили королю… Я все еще ужасно волнуюсь.
