Себастьян прищурился.
— Тем не менее я с радостью вас провожу.
— Но мне это не доставит радости.
Несмотря на холодность тона, сердце ее снова бешено колотилось. Нужно держать его на расстоянии, поддерживать иллюзию равнодушия к нему. Ничего не изменилось. Кроме Себастьяна. Юношеская мягкость, доверчивый идеализм теперь исчезли, и Серена чувствовала, что от него уже так легко не отделаться. Серене не следовало бы встревожиться, но она почему-то разволновалась. Правда, сразу же взяла себя в руки.
Его лицо ожесточилось, но он сказал едва слышным шепотом:
— Бросьте, Серена, эти препирательства; вы не хуже меня знаете, что мы должны выяснить отношения. Невозможно жить на одном участке в четыре квадратные мили и никогда не сталкиваться друг с другом. Это нереально, и я не готов жить в постоянном ожидании новой встречи. При одной мысли о том, что мы снова должны соблюдать эти пустые светские условности, меня в дрожь бросает!
Он, разумеется, прав. Нужно прояснить ситуацию, чтобы потом встречаться как добрые знакомые.
— Вы все еще живете на Страттон-стрит? — так же тихо спросила она.
— Да.
— Я напишу вам, и мы встретимся и поговорим наедине, — пробормотала она и, присев, повысила голос: — В другой раз, сэр. Всего вам доброго!
— Мэм. — Себастьян поклонился ей вслед.
Горничная поспешила за Сереной.
Он долго смотрел им вслед. Как хорошо он помнит ее энергичную походку! Больше всего он любил в Серене пренебрежение женскими хитростями. Серена никогда не стремилась казаться хрупкой, деликатной и слабой, неспособной пройти более нескольких ярдов в атласных туфельках. Она не обращала внимания на тех, кто осуждал женщин, которые имели собственное мнение и не стеснялись его высказывать. Ее отец, чудаковатый шотландский граф, счел своим долгом дать единственному ребенку нетрадиционное воспитание, а его влияние на Серену всегда было весьма ощутимым. А вот ортодоксальные принципы матери вызывали у нее отторжение. Себастьян всегда любил их с Сереной остроумные дискуссии, частые споры, которые, как правило, заканчивались страстной схваткой на простынях.
При этих воспоминаниях его плоть отвердела. Напрасно: ведь все осталось в прошлом. Между ними больше ничего нет, кроме горечи этих воспоминаний. Они просто найдут способ сосуществовать как малознакомые люди. Но сейчас по какой-то причине он нуждался в ободряющем присутствии старшего брата, а также его саркастическом юморе.
Серена быстро вернулась на Пикеринг-плейс. Дворецкий открыл дверь, она переступила порог и привычно оглянулась, проверяя, готовы ли салоны к вечеру. Днем дом казался жилищем богатого джентльмена. Превращения начинались вечерами.
В столовой были сервированы столы, маленькая игорная комната на противоположной стороне вестибюля предназначалась для самых серьезных игр среди непримиримых соперников и была уже готова: крытый зеленым сукном стол был вычищен так, что ни крошка пыли, ни ниточка не могли помешать падению костей. Новая колода карт ожидала, пока ее откроют, в подсвечниках стояли ни разу не зажженные свечи, графины были наполнены спиртным.
Довольная Серена поспешила наверх. Большой салон еще только готовили к вечеру, но на первый взгляд все было в порядке. Она велела расставить побольше свеч и уже собралась идти в свою спальню в противоположном крыле дома, когда из библиотеки вышел отчим:
— Показалось, что я слышу твой голос, Серена. Зайди. У меня Бредфорд, хочет пожелать тебе всяческих благ.
Он добродушно потер руки, но в его голосе звучали раздраженные нотки, а глаза недобро блестели.
Серена ненавидела графа Бредфорда. Но у него закладная на этот дом: единственный способ, с помощью которого генерал смог устроиться с такой роскошью.
Предполагалось, что все расходы непременно окупятся и деньги по закладной будут выплачены не более чем за два года. Серена всегда считала подобный прогноз вполне реалистичным.
— Я только собиралась снять шляпку и ротонду, сэр, — отговорилась она, направившись к коридору.
— Сделаешь это позже. Бредфорд хочет тебя видеть.
Генерал сильно, до боли, сжал ее руку, но Серена немедленно вырвалась.
— Хорошо. Но я подумала, что могу более гостеприимно приветствовать его милость, если сниму уличную одежду.
Она протиснулась мимо отчима и вошла в библиотеку.
Граф Бредфорд был вдовцом — на вид лет около шестидесяти. Густая, львиная грива серебряных волос обрамляла лицо с характерными резкими чертами. Его странные, почти бесцветные глаза были абсолютно непроницаемы, не выдавая никаких эмоций. На лице обычно играл румянец, характерный для человека, пристрастного к бургундскому.
Серена прямо с порога присела.
— Добрый день, милорд.
— А, прелестная Серена. Подойдите поближе, дорогая. Позвольте взглянуть на вас. Я не видел вас с самого Брюсселя!
Серене, остро сознававшей, что отчим стоит за спиной, не оставалось ничего, кроме как пройти в библиотеку.
— Когда вы прибыли в Лондон, милорд?
— Неделю назад, но у меня были дела в деревне. Весьма скучные и утомительные. Надоедливые арендаторы… но не стоит забивать этим вашу милую головку!
Он поднял лорнет и стал изучать Серену с откровенно хозяйской ухмылкой, от которой ее едва не затрясло.
— И в самом деле ужасная скука, милорд, — бросила она, отходя в сторону, поближе к буфету. — Наполнить ваш бокал?
— Пожалуйста.
Он не сводил с нее взгляда, пока она наполняла бокал. Эти странно бесцветные глаза обладали свойством выводить ее из себя.
— А теперь, если вы не против, пойду сниму шляпку и ротонду.
Она проворно прошмыгнула мимо отчима, присела перед графом и выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. И только оказавшись в вестибюле, не смогла сдержать дрожь. Она сама не понимала, чем ей так неприятен Бредфорд. Отчим пресмыкался перед ним, вел себя так, словно граф был его лучшим другом, и все-таки Серена знала, как он боится этого человека. Впрочем, неудивительно: Бредфорд обладает над генералом властью кредитора.
Она поспешила к себе, захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Жест был автоматическим. Она давно усвоила неприятный урок: никогда не оставлять дверь незапертой под крышей дома отчима.
В камине будуара приветливо горел огонь. Сняв ротонду и шляпку, она уселась и протянула ножки в элегантных полусапожках к железной решетке.
Как странно, что Себастьян оказался в доме Абигайль в тот момент, когда Серена планировала примирение, как только окажется подальше от надзора отчима. Себастьян прав: невозможно жить на одном участке в несколько квадратных миль и не столкнуться друг с другом, даже если ее не пускают в гостиные, которые часто посещает Себастьян. Как глупо с ее стороны полагать, что этой встречи не произойдет! Она поверила, что может жить в Лондоне, держать банк фаро, строить собственные планы и напрочь забыть о страстной идиллии, случившейся три года назад…
