Маркиз озадаченно посмотрел на нее.
— Я тебя не понимаю.
— А почему ты должен меня понимать? — спросила Юдит и чуть слышно вздохнула.
Казалось, этот вздох был полон почти блаженной радости.
— Я собираюсь уехать, Фабиус, но не могу бросить поместье без всякого надзора. Это значило бы предать мой дом!
— Уехать? — переспросил маркиз. — Ты хочешь сказать, что приняла предложение Северна?
— Нет, я ему отказала.
Маркиз замер.
— Тогда…
— Я собираюсь выйти замуж, — быстро проговорила Юдит, — но не за герцога и не за тебя!
— А есть кто-то еще? — недоверчиво спросил маркиз. — Но кто же?
— Кто-то, о ком ты никогда не слышал, — ответила Юдит. — Его зовут Сайлас Уингдейл.
Маркиз изумленно поднял брови.
— Сайлас Уингдейл? — повторил он. — Кто он, черт возьми, такой?
Юдит со смехом вскочила с кушетки.
— Я так и подумала, что ты удивишься! — сказала она. — Он — американец, живет в Виргинии, и я его люблю! Да, я его люблю! И поэтому собираюсь выйти за него замуж, Фабиус.
— Ты говоришь правду? — спросил изумленный маркиз.
— Мне не нужны ни герцогская корона, ни бриллианты Рэустонов… Ничто из того, что ты считал для меня важным! — воскликнула Юдит счастливым голосом. — Я люблю — так, как не любила уже очень давно! С того времени, как погиб мой бедный Богрейв. Но сейчас все по — другому! Сайлас намного старше и любит меня совсем иначе. Знаешь — когда я с ним, я словно в раю!
Маркиз прижал ладонь ко лбу.
— Ты уверена, что это не шутка? — спросил он. — Ты говорить серьезно, Юдит?
— Я еще никогда в жизни не говорила так серьезно! Завтра мы с Сайласом без всякого шума обвенчаемся, а потом сядем в Плимуте на корабль и уплывем в Америку. И одному только богу известно, вернусь ли я когда-нибудь в Англию.
— Ты хоть знаешь, на что себя обрекаешь и в каком месте тебе предстоит жить? — поинтересовался маркиз.
— Сайлас показывал мне набросок своего дома — он просто чудесный. Если хочешь знать, он очень похож на английское поместье. Но я поехала бы с ним, даже если бы он жил в лачуге. Я люблю его, Фабиус, а он любит меня! И важнее этого нет ничего… Но я поняла это только недавно!
Час спустя маркиз направил лошадей к своему дому. Он все еще не оправился от изумления и продолжал испытывать сильное недоумение по поводу услышанного.
Он не мог поверить, как это женщина — особенно такая, как Юдит, — могла отказаться от всего, что прежде считала важным, и отправиться через океан с мужчиной, которого почти не знала… пусть даже в ее глазах он обладал всеми мыслимыми достоинствами.
По правде говоря, маркиз попробовал с ней спорить и уговаривал отложить свадьбу и отъезд до тех пор, пока ее друзья не познакомятся с Сайласом Уингдейлом.
— Я все равно не стану слушать, что бы вы мне ни говорили, так для чего откладывать свадьбу? — заявила Юдит, к которой на мгновение вернулась ее прежняя агрессивность. — Ведь это не тебе с ним жить, Фабиус, так что, какое бы мнение ты о нем ни составил, меня оно не интересует!
Но в следующую секунду она уже протянула руку и ласково дотронулась до щеки маркиза.
— Когда ты полюбишь, а рано или поздно это наверняка случится, — мягко сказала она, — ты поймешь, почему никакие доводы не могли заставить меня поменять решение. Кто бы и что бы ни говорил, на меня это не подействует. Мне нужен Сайлас, и я намерена выйти за него замуж.
В голосе Юдит зазвучало такое тепло, что маркиз вдруг понял: перед ним уже совсем не та ожесточившаяся честолюбивая женщина, которой она стала после гибели мужа.
Он считал, что ее интересует только положение в светском обществе, и поэтому она так стремится приобрести славу — пусть даже дурную.
Оставалось только изумляться тому, как хитроумная и полная решимости подняться на самый верх аристократического общества особа могла чуть ли не мгновенно превратиться в мягкое женственное существо, но Юдит буквально светилась от одного только упоминания имени человека, которого любила!
«Дьявольщина, — думал маркиз, подъезжая по аллее к Рэкстон-хауз, — почему мне такое чувство недоступно?»
Но уже в следующее мгновение он начал смеяться над собой: надо же было поверить, что такое возможно!
Его появление было для всей прислуги полной неожиданностью.
— Какая радость видеть вас, милорд! — сказал дворецкий, поспешно входя в холл.
— А где Хобли? — осведомился маркиз.
— Я за ним пошлю, милорд. Преподобный — в библиотеке.
— Тогда я пока пойду поговорю с ним.
Открыв дверь библиотеки, маркиз удивился, не увидев своего бывшего гувернера, который имел обыкновение сидеть за большим столом в центре комнаты. А вот у одного из книжных шкафов стояла стройная фигурка, которую он уже однажды видел.
Цыганка повернулась на звук его шагов, и маркиз тут же подумал, что глаза ее занимают чуть ли не пол-лица.
Глаза обрамляли длинные темные ресницы, на которые он обратил внимание еще в первый раз, да и сами глаза показались ему необычными… Только подойдя поближе, он заметил, что зрачки у нее невероятно большие, но цвет радужки оказался не черным, как он ожидал, а темно-зеленым!
Она ничего не говорила, молча дожидаясь, чтобы маркиз подошел к ней ближе. Оказавшись рядом, он протянул ей руку.
— Я — маркиз Рэкстон, и должен перед вами извиниться.
Ему показалось, что она вложила пальцы ему в руку очень неохотно.
Рука девушки оказалась прохладной. Маркиз на секунду задержал ее в своей руке, и ему почудилось, будто между ними возник некий странный вибрирующий поток энергии.
— Вам лучше? — спросил он.
— Спасибо, я уже совсем поправилась.
Голос был грудным и напевным, но в нем ощущался чуть заметный акцент.
Маркиз посмотрел на ее лоб.
Рана, которую ей нанесло колесо фаэтона, все еще была багрово-красной, а вокруг расплывалось уже начавшее бледнеть пятно синяка.
На ней был тот же необычайно красочный цыганский костюм, но блузка была явно не та, что разорвалась тогда на плече. Рука девушки все еще была перевязана.
— Нет нужды говорить, как глубоко я сожалею о том, что причинил вам боль, — сказал маркиз.
— Я сама во всем виновата, — ответила цыганка. — Я любовалась вашим домом и забыла обо всем на свете, настолько он меня заворожил!
— Я рад, что он вам понравился, — отозвался маркиз. — Наверное, кто-нибудь уже рассказал вам, что его построили во время правления королевы Елизаветы, и во всей стране мало найдется зданий, относящихся к эпохе Тюдоров, которые могли бы с ним сравниться.
В голосе маркиза звучали нотки гордости: Рэкстон-хауз всегда был ему очень дорог.
