Наполеон неделю назад высадился в Антибе и двинулся на Париж.
Жоржи была на ногах всего лишь минутой позже, ибо ее судьба напрямую зависела от этого похода на Париж. Сейчас, когда Наполеон вступил на французскую землю, страна снова может оказаться в состоянии хаоса. Жоржи предстоит очень многое сделать. Быстро одевшись, она вызвала слуг и распорядилась упаковать вещи, подготовиться к путешествию и законсервировать свое жилье в Вене. Ее имениям близ Лиона грозила серьезная опасность, если Наполеон вздумает реквизировать имущество во время своего марша на Париж. В провинциях могли вспыхнуть восстания. Ей нужно было как можно быстрее добраться до Лиона, чтобы защитить свой дом.
Средства для выкупа ее конфискованных родовых имений были заработаны ценой ее мученического брака, и Жоржи никак не намерена была потерять их снова.
Ей единственной из всей семьи удалось пережить революцию и кровавый террор во Франции в 1794 году — от зверств Фуше ее спасла няня, Жоржи тихонько подрастала в деревне, и ее отроческая красота привлекла внимание Ренье, одного из наполеоновских финансистов, чей загородный дом находился недалеко от Лиона. Когда Жюль Ренье узнал ее имя, ее аристократические корни еще больше возбудили его интерес. Многие семьи из старого режима стали к тому времени членами двора Наполеона, и лишь самые ярые монархисты все еще оставались в ссылке. Родовитость Полиньянов должна была добавить блеска буржуазным миллионам, не говоря о том, что наследник может продолжить эту древнюю линию.
Предложение Ренье выйти за него замуж было скорее приказом, нежели просьбой, и предметом переговоров была лишь доля приданого юной графини. К счастью, ее молодость и красота были не менее желанны, чем ее блестящее имя, и поэтому местный магистрат оформил сделку на весьма благоприятных условиях.
Семь лет брака прошли для Жоржи, как семь лет тюрьмы. Но в конце концов ее престарелый муж умер из-за своей страсти к спиртному, и три года назад она стала богатой вдовой.
Ей потребовалось какое-то время, чтобы выкупить все фамильные имения и имущество, проданное различным покупателям. Последний гектар был выкуплен ею, когда прошлой весной началась пахота.
И никто — ни Наполеон, ни сам Господь Бог — не может забрать у нее то, что ей принадлежало. Она это заработала.
Когда Симон поздним утром возвратился домой, Жоржи готовилась уезжать, ее уже ждала карета с вещами.
— Что это, черт возьми, ты надумала? — сведя черные брови на переносице, спросил маркиз, влетев в библиотеку, где Жоржи торопливо писала записки своим подругам. Симон успел заметить у подъезда ее карету.
— Я должна вернуться во Францию, чтобы защитить свои владения.
— Не тогда, когда к Парижу движется Наполеон! Я запрещаю тебе это делать!
Жоржи насторожилась, вспомнив, как некогда похожие команды слышала из уст своего мужа. Положив перо, она повернулась к Симону с холодным выражением лица.
— Ты не можешь мне запретить.
— Только попробуй! — Все встречи и заседания в тот день были бурными и непродуктивными, и Симон был основательно взвинчен.
— Не угрожай мне, Симон. Ты не имеешь права что-либо мне запретить.
— Я найду способ защитить твое имущество.
Жоржи поднялась с кресла и посмотрела ему в глаза. Весь ее вид говорил о решимости.
— Я должна быть там лично. Мое имя кое-что значит в Лионе.
— Ты не сможешь защитить себя от Наполеона!
— Я прошла через такой ад, — горестно вздохнула она. — И если пережила все это, то смогу сладить и с Наполеоном. Подумаешь, Наполеон!
— Понятно, — отрывисто произнес Симон. Сорвав с рук перчатки, он швырнул их на пол, словно бросая ей вызов. — Ты спала с ним?
— Я не стану отвечать на этот вопрос.
— Да или нет, черт возьми?
— Нет, — лаконично и надменно бросила она. — Удовлетворен?
Об удовлетворенности Симона в этот момент говорить было бы излишне. Он проигнорировал ее вопрос. Он был разъярен до такой степени, что готов был запереть ее в спальне и сделать пленницей. Однако скоро этот момент миновал, и, понимая, что прямой атакой ничего не добиться, он перешел к дипломатическим средствам.
— Послушай, дорогая, — вежливо предложил он, — позволь мне переговорить с Талейраном. Он наверняка сможет направить войска, чтобы защитить твои владения.
— Не думала, что ты настолько наивен. Талейран защищает только самого себя.
— Тогда я найду кого-нибудь еще. Господи, Жоржи, ведь тебя могут убить!
— Моя жизнь оказывалась в опасности десятки раз после революции. Я видела, как мою мать и моего отца тащили драгуны Фуше. В память о моей семье у меня остался только дом, где я провела детство, и я не намерена его потерять.
— Твой управляющий наверняка защитит твою собственность.
— От Наполеона или толпы? Не думаю.
— Считаешь, что это сможешь сделать ты?
— Моя семья жила близ Лиона столетия. Есть немало людей, которые мне сочувствуют. Со мной все будет в порядке, дорогой, — сказала Жоржи примирительным тоном. — Я сообщу тебе о моем благополучном прибытии.
— Меня здесь не будет.
Категоричность, с которой это было произнесено, ее напугала, хотя они оба знали, что в случае начала войны Симон должен ехать. Последние остатки ее гнева испарились.
— Когда ты уезжаешь?
— Утром.
— Похоже, все начинается сначала? — Холодок пробежал по ее спине: вся ее жизнь прошла среди революций и войн.
— Это не может длиться долго. — Что он будет делать без нее?
— Ты можешь умереть, — со слезами на глазах проговорила Жоржи.
Уже в следующую секунду она оказалась в его объятиях.
— Сколько у нас времени? — шепотом спросила Жоржи.
— Мы уезжаем на рассвете.
«Вот все и кончилось», — с обреченностью подумала она.
— Спасибо тебе за счастливейшие дни всей моей жизни, — пробормотала Жоржи. Ей очень хотелось, чтобы Симон знал, как много он ей дал.
— Ты должна поехать со мной. Я найду способ все устроить. Мы поженимся в Брюсселе. — Симон хотел бы, чтобы они поженились прямо сейчас, но это было невозможно, поскольку делегация уже занималась сборами.
Жоржи с тоской во взоре посмотрела на Симона.
— Я должна прежде съездить в Лион.
— Я не могу переубедить тебя?
— Прошу, не надо, Симон. Я столько выстрадала ради этой земли.
— Правительство уже готовится бежать из Парижа, Франция в состоянии хаоса, а ты все-таки хочешь ехать?
— Я должна.
Воцарилось напряженное молчание.
— Давай заключим сделку, — предложил Симон.
«Все, что угодно, — хотелось сказать ей, — лишь бы я смогла удержать тебя». Однако она понимала ограниченность их возможностей.
