Он уже три года жил вдовцом, как однажды вечером услышал стук шагов, цокот копыт и грохот колес фургона. Отложив перо в сторону, он встал из-за чертежного стола, подошел к входной двери, отворил ее и выглянул на улицу. Он был не один. У освещенных окон стояли люди, другие вышли в халатах, чтобы поглазеть на проходивших маршем солдат с мушкетами на плечах. Их ярко-красные мундиры при свете ламп, висевших на каждом магазине и доме, навевали мысли о доблести. Это были не первые подкрепления, направлявшиеся по улице Св. Мартина из казарм к кораблям, стоявшим на Темзе. Война с восставшими американскими колониями оказалась серьезнее, чем полагали сначала.
Мысли Томаса вернулись к Изабелле. Она уже давно не писала. Он надеялся, что она и ее муж находятся в безопасности. Она не выходила у него из головы. Он закрыл дверь и вернулся к работе. Он закашлялся от ночного воздуха. Ему пришло в голову, что изменения температуры влияли на Кэтрин точно так же, но он ведь был крепким мужчиной, так что чахотка вряд ли грозила ему. Сев за чертежный стол, он забыл обо всем и продолжил работать пером и красками над рисунками роскошного ансамбля шкафов, которые надо было изготовить для столовой еще одного большого дома. Он снова стал кашлять, но так увлекся работой, что не заметил этого.
Одним холодным январским утром 1777 года Изабелла стояла на улице Св. Мартина и смотрела на дом Чиппендейлов, расположенный на противоположной стороне. Казалось, в нем, как всегда, кипела жизнь, во двор въезжали и выезжали повозки, входили и выходили клиенты. Дом номер 60 был по-прежнему столь же опрятен и ухожен. Она пришла вместе с дочерью из церкви Св. Мартина, во дворе которой возложили цветы на могилу Кэтрин, лежавшей рядом со своими четырьмя детьми.
Изабелла, оставшаяся довольной проведенными за рубежом годами, страшно огорчилась, когда все начало рушиться. Прекращались дружеские отношения, разрушались былые привязанности. Все попытки Оуэна привести людей противоположных взглядов к мирному решению закончились ничем. Он хотел любой ценой избежать кровопролития, но ни одна из сторон не прислушалась к нему, теперь, когда было уже слишком поздно, король вызвал его на родину, чтобы дать отчет о событиях и изложить свои предложения насчет того, как спасти положение. В это самое время он находился во дворце Св. Джеймса. Он был разочарован, годы неустанной работы на благо родины сильно состарили его. Ему грозила почетная отставка. Когда с делами в Лондоне будет покончено, Оуэн собирался вместе с женой отправиться на север, открыть свой йоркширский дом и снова зажить в той части Англии, которая была им дорога.
— Мама, мистер Чиппендейл будет дома в этот час? — спросила Верити.
— Если он дома, то мы застанем его в конторе мастерской, — ответила Изабелла. — Мы будем искать его там.
Они перешли улицу. Лицом девушка сильно напоминала отца. Люди часто говорили, что глаза, упрямый рот и подбородок передались в наследство от Оуэна, но светлый цвет лица и золотистые волосы у нее от матери. У Изабеллы волосы чуть потускнели, хотя и остались столь же густыми. Она одевалась по новой моде, придававшей телу объемность, а не высоту. Днем она дополняла наряды огромными шляпами с перьями и с широкими полями, приподнятыми кверху. Как раз такую она надела сегодня. Верити была одета по той же, но немного видоизмененной моде. Под накидками мать и дочь носили простые платья, вытеснившие украшенные платья последних лет, плетеные лифы и рамочный кринолин давно устарели. Вместо этого они перехватили талии лентами, кружевные косынки были им к лицу, шелковые юбки развевались, когда они прошли под вывеской с позолоченным креслом и оказались на крытой дорожке для фургонов. Каблуки их туфель гулко стучали на мостовой.
Во дворе их встретил стук молотков, вой пил и свист колес токарных станков. Запах опилок и вонь клея то били в нос, то куда-то исчезали. Из труб фанеровочной мастерской и сушилок к серому зимнему небу устремлялся черный дым. Почти сразу из конторы им навстречу уверенным шагом вышел высокий, широкоплечий молодой человек с властным лицом.
На нем была хорошая темно-синяя верхняя одежда и бриджи до колен, черные волосы не были напудрены. Он вежливо поклонился.
— Добрый день, леди. Меня зовут Том Чиппендейл. Чем могу быть вам полезным?
Изабелла сразу узнала бы сына Томаса, даже если бы тот не назвал своего имени, хотя по его глазам было видно, что он не догадывался, кто стоит перед ним.
— Я пришла поблагодарить вас за когда-то искусно изготовленную для меня шкатулку, — сказала она, решив дать ему возможность догадаться, кто она такая. — С тех пор я пользуюсь ею, и она стала одной из драгоценных вещей, которые я привезла с собой, спасаясь от опасностей войны с повстанцами. Почти все остальное пришлось оставить.
Он сощурил глаза и ласково смотрел на нее.
— Теперь я уже не сомневаюсь — должно быть, вы моя крестная мать.
— Да, Том. А это моя дочь Верити.
Он оказал им теплый прием, провел в дом, позвонил в колокольчик и велел служанке принести в гостиную горячий шоколадный напиток. Том рассказал, что его три сестры вышли замуж и жили за пределами Лондона. Его брат Эдуард все еще жил в этом доме, но в настоящее время находился в Беркшире, где следил за установкой позолоченных карнизов.
— Где твой отец? — спросила Изабелла с едва заметной дрожью в голосе. Она ожидала, что Томас появится в любую минуту. Ответ сына удивил ее.
— Его здесь нет. Он снял дом в Кенсингтоне.
— Но ведь тогда ему каждый день приходится далеко ехать!
— В самом деле отец больше не работает. Теперь моим партнером является мистер Хейг, а по существу дело веду я. Если не считать задела отцовских проектов и заказов, то всем остальным занимаюсь я.
— Твоему отцу нездоровится?
— Думаю, что он загнал себя. Он все эти годы разъезжал и работал, не ведая времени, и однажды решил, что настала пора вручить все мне, что и сделал, передав все дела без остатка. Он говорил, что я никогда не стану хозяином положения, если он останется здесь. Как раз поэтому он уехал подальше от центра города. Он не появляется здесь, если только я не приглашаю его, когда дело касается его проектов.
— Мне бы хотелось проведать его, — сказала Изабелла, беря чашку у Верити, которая по просьбе Тома наполнила чашки шоколадным напитком.
— Я дам вам его адрес. Я знаю, как он обрадуется, когда увидит вас. По правде говоря, мне кажется, что время для него течет медленно, но он гордый человек и ни за что не признается в этом. Он принял решение, которое считал верным. У меня необыкновенный отец. Как вы думаете?
