— Похищение мадам д’Альбре я еще мог объяснить политическим расчетом! Но сейчас, Пьер, ты покусился на свободу малолетнего короля, в котором течет родная кровь!
— Ты проделал опасный путь, для того чтобы, как в детстве, пожурить младшего брата?
— Не позорь род Дрё святотатством! Ты угрожаешь помазаннику Божьему, да еще ребенку!
— Он прежде всего король, который правит под руководством взбалмошной матери!
— Это Бланка взбалмошная?!
— Она женщина, а значит, не способна управлять государством!
— Моклерк рассуждает, как фанатичный священник, — запрокинув голову, расхохотался Робер. — Ты же их с детства терпеть не мог и всегда над ними подтрунивал!
— Женщина на вершине власти — унижение для нас, таково мое твердое убеждение! — Пьер начинал злиться. Старший брат все еще имел над ним власть. Герцог решил сменить тему: — Кстати, кто придумал этот исход голодранцев из Парижа?
— В отличие от тебя, эти голодранцы преданны королю и пошли за любимым государем по собственному почину.
— Как же, так я тебе и поверил! Без умелого организатора мужики даже веселую пирушку не устроят. Ладно, знаю, ты лишнего не скажешь, поэтому давай закончим этот ненужный разговор. Уезжай! Мои люди не будут вас преследовать — я уважаю твою безрассудную храбрость. — И, уже вскочив на коня, Пьер крикнул: — Но моя снисходительность имеет пределы!
Отряд герцога Бретонского скрылся среди деревьев, а Робер еще долго стоял в задумчивости. Он и не ожидал другого, но все равно на душе у графа скребли кошки.
Его маленький отряд переночевал в убогом придорожном трактире и на рассвете уже седлал коней. Неожиданно в рассеянном сумраке из-за дерева показалась немытая голова молоденького крестьянина. Он то и дело низко кланялся и теребил шапку в руках, не решаясь подойти к графу.
— Раз явился — говори, что нужно?
— Благородный господин, вчера люди из моей деревни захватили в плен знатную даму. Решили, что она шпионка мятежников. Думаю, утром они побалуются ею, а затем повесят.
— А где ее сопровождение?
— Она прибыла с тремя воинами, но одного из них связали, а двух других зарезали. Может, и третьего уже убили…
— А ты с чего это такой добрый? — Робер ухмылялся, но в душе закипал от злости. Как посмели эти убогие твари взять в плен знатную даму? Однако необходимо сдерживаться. Сейчас леса в округе кишат вилланами. Достаточно легкой искры, чтобы они взбунтовались. — Денег решил заработать?
— Не нужны мне деньги! — обиженно воскликнул юноша. — Просто стало жаль молодую красавицу.
— А как она выглядит? — Робер похолодел от дурного предчувствия.
— Я же говорю, жуть какая красавица. А зеленые глаза даже при свете костра…
— На коней, живо! — крикнул граф своим спутникам и приказал виллану: — Влезай за спину вон тому всаднику. Будешь показывать дорогу.
Солнце было уже высоко, когда графский отряд укрылся в небольшой низине. Робер, наблюдая из-за густых кустов за лагерем крестьян, оценивал место боя. Мужики позавтракали и теперь обсуждали дальнейшую судьбу пленницы, красоту которой при дневном свете разглядели все без исключения. Последние сомнения в том, виновна она или нет, исчезли. Похоть взяла верх.
— Наших жен с дочерями господа берут без спросу, можем и мы один раз пощупать их мадаму, — приговаривал косматый мужик, перерезая веревки, которыми была связана Сабина, и вынул кляп у нее изо рта. — Пусть верещит и брыкается: так веселей будет ею тешиться.
Голытьба заржала. Стоящая на коленях пленница потерла затекшие руки, затравленно озираясь вокруг. Страх за любимую женщину стянул внутренности Робера в тугой узел, веко задергалось. Сквозь стиснутые от гнева зубы он приказал своим людям окружить поляну.
— Как только я посажу женщину на своего коня, с громкими криками налетайте на мерзавцев с разных сторон.
Граф вновь надел топфхельм и вскочил на коня. Хвала Господу, что именно сегодня под ним был великолепный дестриэ! Робер решил прихвастнуть своим недавним приобретением перед Пьером, известным ценителем боевых коней. Сейчас от дестриэ зависела жизнь двух людей. Робер пришпорил коня.
Вилланы оцепенели — на них летел сам архангел Михаил с темными крыльями за спиной.
А грозный всадник с развевающимся за спиной плащом уже был возле пленницы, и его жеребец безжалостно затоптал бородатого мужика. Сжимая в одной руке щит и поводья, Робер свесился с седла, на ходу подхватил женщину поперек туловища и забросил ее на коня перед собой. Не останавливаясь, дестриэ, управляемый лишь ногами рыцаря, помчался на противоположную сторону поляны и резко развернулся. С криками «Монжуа! Сен-Дени!» на вилланов летели с разных сторон другие всадники. Мужики с перепугу подумали, будто на них напал огромный отряд, и замерли в нерешительности.
— Родная, поскорее перелезай мне за спину, я должен сражаться, — сказал де Дрё.
Сабина уже узнала Робера и, держась за него руками, перебралась на кожаный накрупник. Граф тут же вытащил из ножен тяжелый меч.
Между тем крестьяне разобрались, что нападавших всего пятеро, а их самих — более трех дюжин. Осмелев, вилланы пустили в ход ножи и дубинки. Граф, повернувшись спиной к огромному дереву, сросшемуся тремя стволами и защищавшему Сабину с тыла, отбивался с неистовой яростью. Мужики наседали. Кровавая пелена застилала Роберу глаза, и он крикнул Сабине:
— Прижмись ко мне как можно сильнее!
Почувствовав, что женские руки крепче обхватили его живот, граф поднял коня на дыбы. Он получил возможность разить врага мечом с обеих сторон, а дестриэ насмерть забивал вилланов мощными копытами. Пространство вокруг было уже усеяно телами с отрубленными конечностями и разбитыми черепами. Одному мужику удалось подкрасться сзади, и, замахнувшись, он едва не вонзил нож в Сабину. Но вышколенный конь Робера почуял врага и лягнул его копытом. Виллан отлетел в сторону, а его нож случайно вонзился в голень рыцаря, пробив звенья кольчужных шосс. Робер слегка охнул, но лишь усилил смертоносные удары, вновь и вновь поднимая коня на дыбы.
Вилланы отступили от неистового рыцаря. Они решили сосредоточить силы на остальных всадниках, не таких отчаянных, а потом сообща наброситься на их предводителя.
Робер получил передышку и, тяжело дыша, повернул голову к Сабине:
— Ты в порядке?
— Да, я цела, — ответила баронесса и зашлась кашлем.
Шлем не позволил графу увидеть ее, но сквозь узкие прорези в топфхельме он разглядел в густом кустарнике пожилого мужчину. Тот, прижимая палец к губам, жестом подзывал Робера к себе. Всадник приблизился.
— Господин де Дрё, езжайте за мной, я вас спрячу.
Лицо этого человека показалось графу знакомым, к тому же старик узнал его герб, да и выхода другого у Робера не было. Один его оруженосец уже убит, другой из последних сил держится в седле, а опьяневшие от крови мужики продолжают сражаться, не давая им уйти.
— Симон! — крикнул Робер и, когда тот повернулся, показал знаком: «Я увожу женщину».
Воин кивнул и решительно двинулся в противоположную сторону, отвлекая врагов на себя. Улучив момент, граф скрылся в густом подлеске. Заметив это, вилланы подняли вой, но погони не последовало. Видимо, уставшие мужики решили поберечь силы.
Двигаясь за провожатым, Робер чувствовал, что Сабина почти лежит на нем. Ее болезненный жар ощущался даже сквозь доспехи. Повесив щит на луку седла и сняв левую кольчужную рукавицу, граф ладонью обхватил сцепленные на его животе женские руки, не давая им разжаться. Вновь заморосил холодный дождь. В сгущавшихся лесных дебрях приходилось отодвигать ветви мечом. Казалось, они уже давно заблудились, но тут перед глазами Робера возникла почерневшая от времени хижина.
— Мне знакомо твое лицо. Напомни, откуда я тебя знаю? — Граф еще не решил, правильно ли поступил, доверившись этому человеку.
— Я с сыном сражался в Аквитании в рядах пехотинцев под вашим командованием. После одного боя вы, объезжая поле, увидели тяжелораненого и подобрали его. Это был мой сын. Позже у него начался антонов огонь [108], нужно было отрезать руку, однако цирюльники не хотели делать операцию без денег. В отчаянии я пришел к вам с мольбой, и вы дали мне не только денег на лечение, а еще и телегу, чтобы отвезти раненого домой. Выходит, ваше сиятельство, вы дважды спасли жизнь моему единственному сыну.
