Если бы не пример Хайраддина, — а с годами он становится все больше похож на легкомысленного юнца, вечно воюющего и обремененного новыми женами, причем жены все время рожают ему детей, которых он не любит, а войны пожирают его суда, которые он, напротив, обожает, — словом, если бы не этот старик, с его величественной красотой и энергией жеребца, Осман ограничился бы наблюдениями за своими ровесниками, теми, кто еще остался в живых, чтобы денно и нощно размышлять о бренности тела и разума. Сколько раз, когда наступали особенно жаркие дни и назойливые мухи своим жужжанием нарушали сиесту, Осман растягивался на траве под кустами дягиля или артемезии, скрестив руки на груди и приготовившись к смерти. Он даже явственно видел воображаемых червей, пожирающих его плоть.
Только какую плоть? Осман шарит вокруг, ощупывая себя, и почти ничего не находит. Он такой худой и необыкновенно легкий, что уже ощущает приближение момента, когда сможет летать. Может быть, еще и потому, что не имеет никакого груза на душе. Хасан, оставшийся его единственным хозяином и господином, прекрасно управляет страной, хотя многие говорят, что делает он это неподобающим образом.
«Пусть управляет как умеет, — думает Осман Якуб, освободившись от лицезрения собственной воображаемой смерти и вернувшись к жизни, — почему все царства должны быть похожи друг на друга?»
Хасан призвал в Совет, наделив важными функциями, Ахмеда Фузули и Рума-Заде, и Осман доволен, что мальчики снова вместе. В некотором смысле можно считать, что Цай Тянь тоже с ними, так как они постоянно обмениваются длинными письмами, которые появляются неизвестно откуда. Цай Тянь, как всегда, окутан тайнами. Наверно, это орлы приносят их с гор, затерявшихся среди ледников и снега. Во всяком случае это не голуби. Осман никогда не видел писем с печатью Цай Тяня, хотя и сохранил доступ к почтовым голубям. «По просьбе самих птичек», — говорит Амин, подшучивая над ним, — в присутствии Османа голуби воркуют особенно нежно.
Мальчики, давно ставшие взрослыми мужчинами, хотя Осман продолжает называть их по-прежнему, решают теперь гораздо более сложные головоломки, чем механизм для серебряной руки Аруджа. Они мечтают создать целый мир, настолько непохожий на тот, что существовал до сих пор, что Осман приходит в ужас при мысли, чем может кончиться эта безумная затея. Но он готов мечтать вместе с ними и трудится на пределе своих сил, разумения и малых возможностей.
Прежде всего, он не совсем уверен в том, что правильно понял, к чему стремится его Хасан. Ему кажется, что он ухватил главную мысль: все, живущие на берегах этого прекрасного моря, должны ладить между собой. Но как этого добиться, если человечество так любит воевать?
Ахмед Фузули, Рум-заде и особенно его Хасан всегда в разъездах: они частые гости в приморских поселках и в оазисах, где заключают соглашения о поддержке и сотрудничестве, пытаясь создать первые группы федератов на африканском берегу. Это очень трудоемкое дело, особенно если приходится переправляться на другую сторону моря. В Совете, где Хасана-агу очень любят, эту его идею считают безумной и вздорной, но помалкивают, уповая на Аллаха, в надежде, что само время излечит его от химер, став ему и лекарством, и лекарем.
Однако безумие, как известно, заразительно и даже может быть полно очарования, как пение сирен, завлекавшее моряков, и люди с другого берега приезжают сами, прослышав, что в Алжире царит мир и покой. Приезжают даже из владений, непосредственно принадлежащих Великому Султану. До поры до времени он не обращает на это внимания только потому, что у него слишком много забот. Так что, когда вечером он усталый и измученный опускается на свои подушки, у него нет желания слушать злых сплетников, которые между молитвами, танцами и любовными утехами пытаются внушить ему глупые подозрения, основанные на вздорных домыслах.
Люди приезжают издалека. По большей части это бунтовщики или те, кому не повезло в жизни. Предпочитая петле на шее, топору, сабле или позорному столбу опасное морское путешествие, они поднимаются на борт берберских судов. Но чаще всего чужеземцы, узнав, что Алжир необычный город, стараются держаться как можно дальше от него. Даже чума вот уже много лет обходит его стороной. Но, к сожалению, существуют и другие болезни: они приходят и сеют смерть. Например, несколько раз за это время в городе свирепствовала холера и в последнее свое посещение унесла жизнь прекрасной Койры Таксении, которая умерла безутешной, так как не смогла обнять на прощание своего Жан-Пьера.
В связи с этой смертью у Османа появилось много новых хлопот, потому что в завещании она выразила пожелание, чтобы именно он продал все, чем она владела, и отослал полученные деньги де Лаплюму.
Но злая судьба распорядилась иначе: Жан-Пьер де Лаплюм так никогда и не узнал об этом щедром даре, хотя маркиза де Комарес, к которой Осман Якуб обратился за помощью и поддержкой, сделала все от нее зависящее, чтобы отыскать его, и поспешила выехать на встречу с ним в Италию, прихватив маленький дорожный сейф, набитый золотыми монетами.
В своей просьбе о свидании Шарлотта-Бартоломеа не указала причин, не решившись доверить бездушному письму известие о смерти Койры, а воздуху — сообщение, что она путешествует с бесценным сокровищем, которое следует беречь как зеницу ока не только потому, что оно представляет огромную материальную ценность, но и является священным даром любви.
Жан-Пьер, возвращаясь после очень важной посольской миссии при дворе Великого Султана, где он подписал договор от лица короля Франции при посредничестве Великого кормчего Хайраддина Краснобородого, поднимался вверх по течению реки По, делая частые остановки, чтобы полюбоваться видом цветущей долины. Иногда он ночевал прямо на корабле, иногда, устав от качки, сходил на землю и останавливался в какой-нибудь гостинице на берегу из тех, что славятся чистотой и хорошей кухней. Но на последнем из этих привалов, накануне встречи с маркизой, в одной из гостиниц во время сна закончился земной путь посла Жан-Пьера де Лаплюма, и обозначился новый опасный разлад в отношениях между двумя соперниками-кузенами Карлом и Франциском.
«Мой дорогой друг, — пишет убитая горем маркиза де Комарес, прибывшая сразу же на место преступления, как только узнала о нем, — это была самая настоящая бойня: все залито кровью, разрубленные куски тела вперемешку с искромсанными мехами и одеждой».
Осман читает это послание с содроганием и осеняя себя крестом, так как его слишком живое воображение рисует жуткую картину. Он видит милейшего Жан-Пьера, всегда такого нарядного, элегантного и веселого, разрезанным на куски, вместе с семью собачками мадам Женевьевы, сохранившими ему верность и разделившими его злую судьбу.
