— Ваша светлость, — произнес он, слегка наклонив голову. Дворецкий Эшмол учил его, как надо встречать герцога, но он не мог себя заставить кланяться. Пусть это делают слуги. Ему казалось, что если он начнет кланяться, то всю жизнь будет ходить с опущенной головой.
Вильерс заговорил, и мальчику снова показалось, что это лишь взрослая копия его собственного голоса.
— Что за чертовскую возню я застал у вас утром в детской? — спросил Вильерс, снимая ленту с волос и растирая их полотенцем.
Тобиас хотел усмехнуться, но он хорошо помнил наставление Эшмола — нельзя смеяться в присутствии герцога.
— Неужели дети всегда ведут себя подобным образом? — продолжил Вильерс.
— Нет, не всегда, — ответил Тобиас. Он покинул детскую на час раньше из-за диких восторженных вскриков Вайолет, мешавших ему думать о своем.
Герцог снова стал натягивать рубашку.
— Я встретил леди, на которой собираюсь жениться. В доме нужна женская рука. Через пару дней я отправляюсь в приют в Кент и там поблизости смогу посмотреть еще одну невесту. Надо не лениться и увидеть их всех, прежде чем решиться на столь важный шаг, не так ли? — Его глаза весело блеснули.
— Вам... нужна жена? — спросил Тобиас с запинкой.
— Мы с тобой уже слегка притерлись друг к другу, но я пока не знаю, как вести себя с девочками. Им нужна мать.
Тобиас округлил глаза от удивления. Герцог удалился, прежде чем он смог что-либо сказать.
Уже у дверей Вильерс обратился к французу:
— Нэффи, похоже, мой сын проявляет интерес к фехтованию, проверь, так это или нет. Вопрос об оплате утряси с Эшмолом, — небрежно бросил он.
Тобиас успел кое-чему научиться с тех пор, как герцог вытащил его с грязной улочки в Уоппинге и поселил в своем дворце. Он понял, что герцоги — это боги, слуги — мусор; свободные джентльмены — где-то посредине. Бастарды — в самом низу этой кучи.
И еще пришел к выводу, что герцог обращается как с мусором со всеми. Вот и теперь он ушел, не дожидаясь ответа француза, хотя видел, что тот раздражен, пропустив целых два выпада и увидев себя сначала с клинком у горла, а потом — с выбитой шпагой. Отрывистое приказание герцога усугубляло положение.
Тобиас внимательно следил за тем, как француз наступает на него с рапирой в руке.
— Итак, мне приказано обучить вас фехтованию, — заявил он угрожающим тоном, схватив парик и кое-как напялив его на слипшиеся от пота волосы. — Я, великий Нэффи, который в почете у трех королевских дворов, должен тратить свое время на какой-то хлам. Как будто ему потребуется защищать свою честь! Какую честь? Где она у тебя? — Его смех походил на лошадиное ржание. — Ты — ничтожный бастард, попрошайка. У тебя нет ничего, ни за душой, ни в голове.
Тобиас привык не отвечать на оскорбления, так как знал, что это задевает еще сильнее. Он понял, откуда у него этот талант, когда увидел своего отца с его холодным, презрительным взглядом. Это передалось ему по наследству. Вот и теперь он с усмешкой посматривал на потные космы учителя, выбившиеся из-под парика, на красные пятна, выступившие на его щеках.
— Как омерзительно скрещивать свою шпагу с клинком в руке бастарда! — перешел он на крик. — Неужели я сделаю это? Я, который только на прошлой неделе фехтовал с герцогом Ратлендширом! Тебе не нужны благородные манеры. Ты сын шлюхи, ее кровь еще заговорит в тебе, и ты кончишь под канализационной решеткой.
Тобиас спокойно сносил оскорбления в свой адрес, но тут оскорбили его мать. Он мало думал о ней, пока не встретил раззолоченного герцога, который признался, что своим ужасным положением мальчик обязан ему, а вовсе не ей. Герцог не удосужился более внимательно проследить за его судьбой.
— Если кровь отвечает за манеры, то твой отец наверняка имел самые грязные рога во всей округе! — медленно произнес он.
Оскорбление мгновенно дошло до француза.
— Ты, бесстыдный щенок, посмел оскорбить мою маман?! — Он вдруг скакнул на него как пробка из бутылки.
Тобиас едва успел увернуться, и француз со своей рапирой шмякнулся о стену, и из носа у него брызнула кровь.
Дворецкий Эшмол стоял, подмигивая Тобиасу. В руках у него была тяжелая трость с набалдашником, которой он явно успел огреть француза по спине. Тот закрутился на месте, зажимая нос рукой и выкрикивая нечто нечленораздельное.
— Это научит тебя разговаривать с молодым хозяином, — сказал Эшмол, поглаживая трость.
Кровь лилась ручейком на белоснежную рубашку Нэффи.
— Как ты осмелился поднять на меня руку, тупой болван? — вскричал он.
Тобиас рассмеялся, но мгновенно утих. До него вдруг дошло, что француз не постесняется отделать дворецкого. Это ведь негерцогский сынок.
— Я отучу тебя поднимать руку на тех, кто выше тебя! — кричал француз.
— Прекратите это, немедленно! — попробовал приказать Тобиас.
Но француз уже обрушил шквал ударов своей шпаги с тупым наконечником о грудь дворецкого. Самодовольно улыбаясь, он буквально наслаждался болезненными вскриками протеста Эшмола, все время отступавшего и не решавшегося на этот раз пустить в ход свою палку.
Заметив рапиру Вильерса, брошенную на скамье, Тобиас подхватил ее.
Нэффи заржал:
— Посмеешь выступить против меня с этой шпажонкой?
А ты знаешь, что такое удар Нэффи? Не боишься того, кто учит фехтовать твоего отца?
— Мой отец герцог дважды побил тебя в это утро, — заметил Тобиас.
— Я подарю тебе шрам на память о сегодняшнем дне, вот что я сделаю! — крикнул француз. — Ты до конца дней будешь носить мою отметину на лице. Это большая честь для тебя, канализационная крыса, иметь отметину великого Нэффи.
Француз во все стороны брызгал слюной, вызывая брезгливость в Тобиасе. Он вдруг швырнул поднятую им рапиру между дворецким и Нэффи, чтобы поставить точку в их потасовке. Последний заржал, запрокинув голову.
— А ты вообще-то не так уж и глуп... — начал было француз, но, не успев договорить, грохнулся на спину.
Дело в том, что Тобиас сумел быстро выхватить палку из рук дворецкого и угодить ею французу в горло.
— Вряд ли вы убили его, — задумчиво проговорил Эшмол, трогая тело носком нарядной туфли с пряжкой.
Нэффи шумно вздохнул, но глаза его оставались закрытыми.
— Не похоже на это, — согласился Тобиас. Подхватив отцовскую рапиру, он стал стягивать с нее тупой наконечник.
— Собираетесь проткнуть его? — спросил Эшмол. — Разразится большой скандал.
— Я не собираюсь его убивать, — сказал Тобиас, опуская рапиру острым концом вниз.
— Осторожнее, — предупредил Эшмол, — вы можете испортить отполированный пол. Я отвечаю за него.
