Egypt land…
Let my people go!
He made old Pharaoh understand…
Let my people go!
К здешней жизни Кей приспособился легко, хотя эта жизнь была достаточно говенной. Особенно доставала его необходимость безусловного подчинения любому беляку в округе, будь то хоть малолетний сопляк: хозяин, и баста! У него просто руки чесались, тоскуя по хорошему стволу, когда он видел эти холёные белые рожи — сучар-надсмотрщиков ли, хозяйских ли гостей, частенько приезжавших в усадьбу. Но он всегда помнил про Зайца и Доротею, которые, чуть только назревал какой-то конфликт, тут же оказывались рядом с Кеем и смотрели на него молящими глазами.
И ещё Кей отлично помнил Бронкс. Копы со своим оружием и мигалками могли, конечно, считать себя там хозяевами, но… до поры до времени. Эта мысль помогала, но ненадолго.
Конюх по имени Зеб, сгорбленный, кряжистый старик-негр, только крякнул, впервые увидев, кого мисс Лора определила ему в помощники. А Кей хмуро усмехнулся — хмуро, но с некоторой гордостью: о его норове, выходит, были наслышаны все и каждый в чёртовой «Ореховой роще».
— Про коняг я знаю только то, что спереди они кусаются, а сзади лягаются, — исчерпывающе пояснил он Зебу, и тот снова крякнул, ожесточённо скребя в затылке. Но Кей вообще-то к разным четвероногим тварям относился неплохо. Те, по крайней мере, никого не убивали почём зря и не мучили, в отличие от двуногих тварей, вроде надсмотрщика Гомера и других таких же мудил.
И навоз из стойл он выгребать не чурался, как и чистить одрам их лоснящиеся бока… и так незаметно старикашка Зеб перевалил на него уйму своей работы. А сам сидел себе на пороге конюшни, пялился на то, как Кей со всем управляется, одобрительно кряхтел да жевал табак.
Кей на Зеба не обижался. У несчастного старикана руки были скрючены подагрой. Чёрт его знает, как он тут справлялся раньше в одиночку. Да и не занудный он был, добродушный, и веселил Кея разными побасенками, пока тот махал вилами.
У каждой из лошадей в конюшне тоже был свой норов, на особицу. У гнедого мерина Короля — несмотря на величавую кликуху, самый смирный. У вороного жеребца Цезаря — как раз наоборот, шуганый какой-то, тот вечно при любом стуке на дыбы взвивался. У чалой Аделины — препаскудный, она то пыталась цапнуть Кея за плечо, то на босую ногу кованым копытом наступить. А вот белая кобылка мисс Лоры, Роза, была фифой вроде своей хозяюшки, грациозно гарцевала и на грязную солому под вилами Кея косилась так, словно понятия не имела, что это такое и откуда взялось. И кусочки колотого сахара у него с ладони брала очень осторожно, щекоча мягкими губами.
В обязанности Кея входило и подсаживать в сёдла саму мисс Лору и приехавших к ней в гости дамочек. Впервые проделав это для Лоры и неохотно выпустив из ладони её тонкие пальчики, он только нагло сощурился под её недоумённым и рассерженным взглядом.
Потом щёки её заалели как маков цвет, и она сдавленным полушёпотом выпалила:
— Не смей смотреть на меня так, Кей Фирс Дог!
— Как? — медоточиво поинтересовался Кей, хотя точно знал, как.
Сиськи в вырезе лиловой амазонки у неё торчали как надо. И талия гибкая, и задница — рюмочкой перевёрнутой. Ух! Он едва не облизнулся.
Вместо ответа Лора наградила его новым, пылающим от гнева взором ярко-синих глаз и торопливо направила Розу к дверям конюшни. С тех пор и хозяйку, и всех приезжих бабёнок на лошадей подсаживал Зеб, сопя и укоризненно косясь на Кея.
С белыми мужиками-гостями было тоже хреново. Подсаживать их в сёдла не требовалось. Но они либо смотрели сквозь Кея, словно его тут и не было, либо замечали — но для того, чтобы свистнуть, как собачонке, и приказать: мол, а почисти-ка, парень, хорошенько, мою Долли или Бесси. И швыряли мелкую монетку, дожидаясь, что Кей с подобострастной улыбкой кинется её ловить, как это делали другие рабы. Кей ни разу не нагнулся ни за одним сраным центом — за него это делал старый Зеб.
Но вот как-то один из заезжих расфуфыренных щёголей — не серомундирник-офицер, а просто молокосос немногим старше Кея, в белоснежных панталонах в обтяжку, будто балерун какой, с шёлковым платком вокруг шеи и золотой цепочкой от часов, торчавшей из нагрудного кармана, — велел Кею подобрать монетку. Так и заявил, уничижительно скривив пухлые губы и уставившись на Кея в упор бархатно-карими глазёнками:
— Ты, черномазый! Я дал тебе деньги. Подбери!
Он уже спешился и стоял напротив Кея. Блестящая монетка, которую Кей не стал ловить, валялась на соломе между ними.
— Сам подбирай, если тебе надо, — равнодушно ответил Кей, с удовольствием наблюдая, как сбегает краска с не знавших бритвы щёк этого сопляка. — Я у тебя денег не просил.
Краем глаза он заметил, что Зеб поспешно выскакивает вон из конюшни, проворно ковыляя на своих кривых ногах, и ничуть не удивился этому. Щёголь же, оправившись от своего нечеловеческого изумления, вполне предсказуемо выдернул из-за голенища начищенного сапога короткий хлыст.
Но тут его ждало очередное потрясение: смуглые пальцы Кея клещами сомкнулись вокруг его по-девчачьи тонкого запястья в беленькой кружевной манжеточке.
— Ты… что! — прохрипел он, часто-часто моргая. — Как смеешь… ты, скот! Я тебя… тебя запорют до смерти!
У него даже язык заплетался.
— Прежде я тебе глаз на жопу натяну и моргать заставлю, придурок, — почти ласково сообщил Кей, не выпуская его руки.
Придурок разинул рот так широко, словно сидел в кресле у дантиста, а потом побагровел
