А Жуан, получив наконец доступ к запретным яствам, никак не мог закончить, удерживая сестру за столом. За что безвольный обжора тоже должен будет поплатиться.
Дожидаясь, пока прекратится чавканье и от нечего делать, Иса обдумывала различные варианты наказания прожорливого червяка, которого подсунули вместо ее брата. Каждая новая идея была страшнее предыдущей, но все равно казалась юной графине недостаточно изощренной.
Наконец, Жуан закончил с обедом и вытер рот рукавом, заставив Ису содрогнуться.
— Спасибо тебе, сестра, — важно изрек он. — Давно я так вкусно не ел. Твои заботы весьма скрашивают мою тоску по отцу. А сейчас мне надо отдохнуть, — осоловело моргая, он поднялся из-за стола и погладил отяжелевший живот.
— Конечно, — улыбнулась Иса и, брезгливо морщась, поцеловала брата в щеку. — А я прослежу, чтобы тебе никто не помешал, и распоряжусь по поводу ужина, — она только этого и ждала, чтобы наконец выскочить и-за стола.
— Из тебя получится очень хорошая супруга, — стараясь сохранить достоинство и не показывать, что веки уже слипаются, милостиво проговорил Жуан и поплелся к себе.
А у Исы непроизвольно дернулась пухлая губа и придала красивому юному лицу гримасу отвращения, но Жуан этого уже не увидел.
Едва худосточная спина брата скрылась за дверями столовой, Исабель, зная, где в это время можно найти Пурниму, побежала на кухню.
Увидев хозяйку, служанка вздрогнула и побледнела, но графине было не до того, чтобы размениваться на ленивую девчонку.
— Хватит прохлаждаться, — властно заявила она. — Думаете, если граф уехал, на вас не найдется управы?
Все притихли, ожидая, что прикажет взбалмошная девица.
— Ты, — Иса ткнула тонким пальцем в Пурниму, — отправляйся в сад и…
Дальше графиня говорила, вплотную приблизившись к служанке. Как ни вытягивали кухарки шеи, так и не расслышали, чего желает юная госпожа от посеревшей от страха девушки.
— Теперь твоя очередь, — закончив с Пурнимой, Иса повернулась к хлопочущей у плиты Аниме. — Я знаю, что эта бездельница Дуда корчит из себя госпожу и, пользуясь отсутствием папеньки, предается греху лени в своей комнате, но сейчас у меня нет времени с ней разбираться. Брат сегодня плотно пообедал и скоро проснется с коликами. Дай ему вина с перцем.
На удивление служанки Иса ответила высокомерным взглядом.
— Он мой брат, и я лучше знаю, что ему полезно. А сейчас дай мне миску с водой, чистое полотнище и мед. Да поживее! — не отличаясь излишком терпения, она все-таки не сдержалась и прикрикнула на растерявшуюся служанку.
Получив все требуемое, Иса взметнула юбками и ко всеобщему облегчению исчезла из кухни.
Он должен быть где-то здесь. Наверняка, завалился на соломенную подстилку и скрипит зубами, стараясь перетерпеть боль.
А если потерял сознание?
Крепче стиснув завернутый в полотнище кувшин с медом, Иса осторожно углубилась в душную темноту, легко скользя узкими ступнями по рассыпанной соломе.
Всхрапнули и забеспокоились пони. Иса вздрогнула от неожиданности и едва не уронила свою ношу.
— Потерпи, луна моя. Еще немного осталось.
Услышала она приглушенный шепот и пошла на голос.
В дальнем углу, где темноту еле рассеивал проникающий сквозь щель в крыше желтый луч света, прямо на голых досках лежал Витор, а над ним хлопотала какая-то костлявая и неряшливая девчонка.
Широкая спина, там, где ее не расчертили багровые полосы, блестела не то от пота, не то от воды, которой обтирали ее смуглые руки служанки.
— Ты еще кто такая и как посмела притронуться к моему рабу? — воскликнула Иса, рассматривая остроскулое лицо девчонки, мокрое сари, прилипшее к смуглой коже и обрисовавшее угловатую фигурку.
Услышав грозный голос госпожи, Дипали испуганно отшатнулась. Зажмурилась, заслонившись огрубевшей рукой от замахнувшейся мокрой тряпицей графини.
— Убирайся отсюда и не смей больше к нему приближаться, если не хочешь, чтобы я прогнала тебя из дома.
Мокрая тряпка, которой Дипали только что протирала раны Витора, звонко шлепнула по лицу.
— Убирайся, я сказала! — шлепки сыпались один за другим на скорчившуюся служанку.
Забившись в ближайший угол, она прикрыла голову руками, стараясь защититься от гнева хозяйки, и мечтала только о том, чтобы сбежать.
— Прекратите, — хрипло донеслось из темноты.
Иса обернулась, и град ударов на миг прекратился. Черные глаза, восхищавшие всех бархатной кротостью сверкнули свирепым огнем, а Дипали, воспользовавшись тем, что графиня отвлеклась, мышью выскользнула на улицу.
— Ты заступаешься за нее? Хочешь, чтобы с обоих шкуру спустила?
— А что ты мне еще можешь сделать? — Витор тяжело приподнялся и скривился от полоснувшей спину боли. — Убить? Поверь, я не дорожу жизнью раба. На что ты способна, уже показала, и если Дипали не дурочка, то давно уже убежала, и ты ее не поймаешь. Тешь свой дурной нрав сколько влезет. Хуже, чем неволя, ты уже ничего не сможешь мне сделать, а добра от тебя ждать, надо ума лишиться.
Теперь настала очередь Исы оторопеть от дерзости, которую позволила себе ее же собственность.
Так же легко, как вспыхнул, гнев утих, и она вспомнила зачем пришла.
— Говоришь, что только лишившиеся ума могут ждать от меня добра? Тогда считай, что уже лишился его. Более милосердной девушки ты не найдешь, даже если всю жизнь будешь искать. Ты ведь не знаешь, что несколько раз в неделю я навещаю больницы с больными и убогими. И сейчас пришла смазать твои раны.
Хвастаясь, она присела около Витора и, окунув палец в мед, принялась смазывать его раны.
Оставленные плеткой влажные и горячие углубления чем-то притягивали, и тонкие пальцы все чаще оказывались в них, будто стараясь донести целебную сладость до самых глубин, и неизменно вызывали у Витора то тихий, то более громкий стон.
А Иса словно ничего не замечала, продолжала со все возрастающей силой надавливать на раны.
Полные губы приоткрылись, а высокая грудь вздымалась от прерывистого дыхания.
Прикосновения к влажной разгоряченной плоти очень напоминали вчерашнюю ночь, когда распаленная Иса пыталась удовлетворить запросы юного тела, и терпкий запах мужского тела — от всего этого благородная кровь юной графини вскипала, а тугой узел болезненно стягивал живот цвета алебастра.
Голова слегка закружилась, и Иса склонилась над Витором, прижавшись упругой грудью к его обнаженной спине. Аристократические пальцы все сильнее впивались в израненную кожу, а жаркое дыхание обдавало ароматом жасмина.
Иса пьянела от ощущения безграничной власти над жизнью и судьбой сильного мужчины едва ли не больше, чем от прикосновений к крепкому телу, и, забыв обо всем, она льнула к нему мартовской кошкой.
Уже не только пальцы графини были перепачканы медом, и округлая грудь поблескивала сладким глянцем, а полные губы прихватывали смуглую мочку.
От искушения и соблазна отступила даже боль в ранах, а разум затуманился. Исчезли невольник и хозяйка, остались только мужчина и женщина, желающие одного и того же.
Кровь неслась по венам рваными точками и стучала в ушах, отвлекая от всего незначительного, например, горящих огнем борозд.
Извернувшись, Витор приподнялся и подмял под себя стройное податливое тело.
Юбки взметнулись, когда Иса обхватила Витора ногами, а, получив доступ, огрубевшие пальцы беспрепятственно скользили по шелковисто-гладкому бедру, приподнимая, чтобы теснее прижаться к призывно ерзающей девчонке.
Их дыхание смешалось.
Витор языком раздвинул полные губы и с упоением ощутил прохладную сладость рта Исы, одновременно распутывая пояс шаровар.
Ненужный кусок ткани улетел в пыльную темноту. Получив долгожданную свободу, Витор еще выше поднял стройное бедро госпожи и коснулся ее, разгоряченной и трепещущей.
— М-м-м, — простонала Иса и, изогнувшись, подалась ему навстречу в стремлении утолить разрастающийся голод.
По рукам Витора уже не повелительно, а просяще скользили пальцы податливой любовницы, а совсем не властной госпожи.
