Вторую кобылу они потеряли уже в предгорьях, когда Эпона стала уже приободряться. Не привыкшая к скалистой местности, лошадь сломала ногу, провалившись в трещину, и ни искусство Эпоны, ни магия не смогли ее спасти.
Эпона горько плакала; сильные рыдания сотрясали все ее тело. Она оплакивала мертвую лошадь, убежавшую кобылу, но горестнее всего она оплакивала своего сына.
Ее слезы испугали Дасадаса. Он привык видеть ее всегда собранной и сильной, привык полагаться на нее, как на брата, и теперь он беспомощно хлопотал над ней, пока она не махнула рукой, отгоняя его прочь.
«Погрузись на дно своего горя одна, – наставил ее дух. – Выплачь всю свою боль, садись на коня и продолжай путь».
А вдалеке, ожидая их, высились Голубые горы, свободные и ясные.
Это была самая тяжелая часть их пути. После бегства рыжей кобылы Эпона держала всех остальных на привязи. Подъем требовал от них много сил и был сопряжен с большой опасностью: ноги лошадей скользили по скалистой почве, осыпалась земля. Когда боль в спине и боку становилась почти нестерпимой, Дасадас иногда смотрел вперед на Эпону, которая все ехала, ехала и ехала, и недоуменно покачивал головой. Неужели это женщина?
Эпона и в самом деле внешне мало походила теперь на женщину. Со времени их стычки с даками она обрезала кинжалом свои рыжевато-золотистые волосы и низко нахлобучила на голову скифскую шапку. Она опять натянула мужские шаровары, ее лицо и руки сильно загорели и обвет– рились. С мечом на поясе, с луком и стрелами в горите, она вполне могла сойти за худого мальчика-кочевника.
Они все ехали и ехали.
Кругом простирались уже знакомые места. Деревья, камни и лучи света были для Эпоны друзьями, она приветствовала их со смешанными чувствами. С тех пор как она отсюда уехала, она повидала так много нового, и Голубые горы рисовались ей сквозь дымку свежих воспоминаний о Море Травы и других, оставшихся позади краях. Вероятно, ничто не будет отныне представляться ей таким же, как прежде.
Но вот знакомая сосна, вот большой валун, выпирающая кость Матери-Земли. А как сладостно пахнет здешний воздух!
Наконец-то она дома, среди знакомых духов. Она знала их всех, чувствовала их присутствие вокруг себя, радовалась, что снова вернулась в их мир.
Вода. Духи. Деревья. Духи. Камни. Духи. Они знают, что она тут, среди них. Вода видит ее своим сверкающим глазом. Камни ощущают ее близость. Деревья слышат, как она проезжает мимо. Она навсегда связана с этим миром духов, к которому принадлежит и ее дух.
Остановив серого жеребца, она медленно спешилась и подъехала к массивному камню, выступающему из горного склона; его теплая от солнца спина вся поросла узорчатым лишайником. Дасадас наблюдал, как она стоит возле этого камня и сосредоточенно размышляет, пытаясь уловить незримую связь между солнцем и камнем. Что-то бралось и что-то отдавалось, происходило вечное общение, непостижимое для ума человеческого.
Несколько мгновений спустя она улыбнулась и вернулась к своему коню.
Когда она услышала, что ее окликает часовой, она не сразу узнала голос Валланоса. И его голос и выговор показались ей незнакомыми. Но скоро слова сложились в осмысленную фразу, и тут наконец она всем своим существом поняла, что она дома.
– Валланос! Это я, Эпона! Дочь Ригантоны! – Она пришпорила коня пятками и поскакала вперед.
Валланос с мечом в руке вылез из своего привычного укрытия среди скал. Перед ним предстал безбородый скифский всадник, в котором он не узнал Эпону. Он стоял уже рядом с серым жеребцом, когда наконец разглядел улыбающиеся ему голубые глаза; лишь тогда он остановился в недоумении.
– Эпона? Это ты?
– Да, Валланос. Ты меня не узнаешь?
– В таком виде тебя никто не узнает. Откуда ты едешь? Где побывала? Что с тобой случилось?..
– Все в свое время, Валланос. Сперва я должна поговорить со старейшинами и Таранисом.
– Да, они все захотят видеть тебя. Тебе придется им многое объяснить. – Он вдруг осекся, заметив вереницу кобыл и застывшего в ожидании Дасадаса. – Кто этот человек с тобой – скиф?
– Да, Валланос. Он мой друг. Если бы не он, я никогда не смогла бы вернуться домой. Я хочу, чтобы его приняли как самого дорогого гостя, и я хочу, чтобы его как можно скорее осмотрели гутуитеры, ибо он был тяжело ранен и его рана так и не зажила как следует. Он нуждается в их заботе.
– Нематона умерла после твоего отъезда, – грустно сказал Валланос.
– Нематона? – Она не поверила своим ушам. – Что с ней случилось?
– Она сказала, что пришло ее время. Легла в священной роще, уснула и так никогда и не проснулась.
Эпона закрыла глаза и наклонила голову.
– Подожди здесь, Эпона, – сказал Валланос, – а я пойду оповещу всех о твоем возвращении. Все захотят тебя приветствовать… это такой праздник… Подожди здесь, никуда не уходи…
Он убежал, взволнованный такой неожиданной новостью, а Эпона и Дасадас обменялись улыбками.
– Все будут рады твоему прибытию, – сказал скиф.
– И твоему тоже. Я перед тобой в большом долгу, Дасадас.
Скиф ссутулился в своем седле.
– Ты ничего не можешь сделать для Дасадаса, Эпона.
– Ошибаешься. Тебя здесь вылечат, ты возвратишь свою прежнюю силу, Дасадас, и будешь почетным гостем моего племени.
– Это уже не важно. – Его глаза глубоко запали, он ужасно исхудал; глядя на него, она поняла, что он пожертвовал для нее своим здоровьем, а может быть, и жизнью.
Валланос вернулся, сияя от восторга, ему было поручено триумфально ввести их в селение. Он сказал Эпоне, что новость о ее возвращении вызвала в общине сильное волнение: уже разводится пиршественный огонь, забиваются быки, за Махкой и воинами послали гонцов.
– За Махкой и воинами?
– Окелос собрал отряд опытных воинов и разрешил Махке присоединиться. Они построили боевые колесницы и каждый день упражняются на ровной полосе земли над озером. В скором времени они собираются оставить Голубые горы и отправиться на поиски новых земель, где могло бы расселиться наше племя.
Эпона посмотрела на вереницу своих лошадей и улыбнулась.
– Есть более быстрые и легкие способы передвижения, чем в колеснице, Валланос, – сказала она. – Хотя эти фракийские кобылы могли бы очень быстро тащить легкую колесницу с парой воинов.
Следуя за гордо выступающим Валланосом, она и Дасадас направились к селению около озера.
Озеро было все того же густого сине-зеленого цвета, каким оно помнилось Эпоне. Так же выглядели и окружающие горы, густо поросшие соснами. Но сама деревня изменилась.
Около многих хижин торчали на шестах человеческие головы: настоящие или вырезанные из дерева в ожидании того времени, когда их можно будет заменить настоящими. Мужчины расхаживали в клетчатых шерстяных шароварах, какие они видели на скифах. На бортах повозок были вырезаны такие же животные, которые украшали сбруи скифских лошадей; бронзовые изваяния этих животных были прикреплены к котлам; они же были нарисованы и на рядах щитов, прислоненных к каждой хижине.
