— Чего-то в этом роде я и ожидал.
Она изумленно воззрилась на него.
— Что же ты такого сделал?
Он в ответ недоуменно поднял бровь.
— Когда? Тогда или теперь?
— И тогда и теперь!
— Ну, полагаю, как-нибудь ненастным зимним вечером, когда нам совершенно нечем будет заняться, я тебе все расскажу. — Он подмигнул ей. — Но не жди, что это случится скоро.
Одной рукой Александр обнял мать, другой — жену.
— Вы уверены, что не хотите поехать с нами вместе, матушка? Мы могли бы спокойно подождать, пока вы уложите свои вещи.
— Нет-нет. Я хочу возобновить кое-какие знакомства здесь, в Эдинбурге. Приеду через несколько недель.
Он поцеловал мать в щеку, потом повернулся и подсадил Джонет в седло.
— Итак, дорогая супруга, готовы ли вы вновь пересечь Шотландию с севера на юг?
Джонет улыбнулась.
— С вами? Хоть на край света, дорогой супруг!
Грант подошел и передал Александру поводья его коня.
— Никаких бандитов, патрулей, гроз… ни одного Дугласа на много миль вокруг. Тоска! Как бы нам со скуки не заснуть в пути!
Александр сел в седло и весело ухмыльнулся, глядя на своего верного спутника.
— Не знаю, как насчет тебя, Грант, но меня это ничуть не тревожит.
Угрюмый горец прикрыл глаза рукой от яркого утреннего солнца.
— Нет, — ответил он тихо. — Меня это тоже не тревожит, братец. Все в порядке.
Джонет хмурилась беспомощно, переводя взгляд с пера в своей руке на почти пустой лист бумаги. Ей вспомнились последние несколько недель новой жизни, прожитой с Александром. Что еще сказать Роберту? Все, что можно, было уже сказано, и не раз. Как же заставить его ответить?
— Еще одно письмо, детка?
Она виновато вздрогнула и оглянулась. Александр появился внезапно, и выражение лица у него было далеко не ласковое.
— Да. Ты сердишься?
— Сержусь, но не на тебя. Я никогда на тебя не сержусь, любовь моя.
Он подошел к письменному столу, за которым сидела Джонет, и, присев на корточки, снизу заглянул ей в лицо.
— Прошло пять недель с того дня, как мы покинули Эдинбург, Джонет. Если память меня не подводит, ты за это время отослала пять писем и ни на одно из них не получила ответа. Ты даже не знаешь, читал ли он их.
Джонет через силу заставила себя улыбнуться.
— Да, но я не знаю наверняка, что он их не читал.
Положив руку ей на колено, Александр улыбнулся в ответ.
— Тут ты меня поддела. Ладно, дай знать, когда закончишь. Я отошлю его с нарочным.
— Алекс… — нерешительно спросила Джонет, — ты бы хотел, чтобы я перестала писать?
Он поднялся, продолжая печально смотреть на нее.
— Я бы хотел, чтобы ты перестала себя изводить. Но я ничего не могу с этим поделать.
Он нежно коснулся рукой ее щеки, обводя скулу кончиками пальцев.
— Я же тебе говорил, милая, он никогда нас не простит. Хотя ради тебя был бы счастлив ошибиться.
— А может, ты и ошибаешься. Он хороший человек, Алекс, только его ты знаешь с дурной стороны. Он добрый на самом деле.
— Ну, раз ты так говоришь, не стану спорить. — Александр вдруг замешкался и спросил, нахмурившись: — Джонет, милая, ты счастлива?
Джонет уставилась на него в полном замешательстве. Неужели об этом надо спрашивать? Она встала со стула и прижалась к нему, обняв его обеими руками за шею.
— Раз тебе приходится задавать мне такие вопросы, значит, я что-то делаю не так.
Она поцеловала мужа в ямочку у основания шеи, надеясь таким образом отвлечь его мысли.
— Возможно, тебе следует преподать мне еще несколько уроков. Я к вашим услугам, дорогой супруг.
Александр крепко обнял ее и притянул к себе.
— Нет, любимая. Эти уроки ты выучила на «отлично».
Джонет положила голову ему на грудь, наслаждаясь ощущением его могучих объятий. Интересно, продолжит ли он разговор или перейдет к делу? Наконец, видя, что Александр продолжает молча обнимать ее, не трогаясь с места, она потеряла терпение:
— В чем дело? Ты же не можешь всерьез думать, что я несчастна?
Он нерешительно продолжил:
— Глядя, как ты бьешься над этими треклятыми письмами, я невольно спрашиваю себя, насколько лучше тебе жилось бы, если бы ты вообще меня не знала.
— Никогда так больше не говори! — вскричала она в ярости. — Слышишь, никогда! Даже если Роберт меня не простит, даже если я никогда его больше не увижу, я все равно буду с радостью вспоминать о каждой минуте, прожитой за эти пять недель.
Джонет на мгновение задумалась и улыбнулась.
— За исключением той недели, что ты провел на осаде Танталлона. Я ужасно боялась: вдруг что-то пойдет не так? Чуть не заболела со страху.
— Так оно и было. Все действительно пошло вкривь и вкось. Хотя чуть ли не вся Шотландия держала замок в осаде, Ангус сумел спустить своих домашних по стене, выходящей на море, прямо в лодку. Ох и бушевал же Джейми Стюарт, когда понял, что пташка упорхнула! Я в жизни не видел парня таким разъяренным.
— Да наплевать мне на Джейми, на Ангуса и даже на Дугласов. Я стала до ужаса своекорыстной, Алекс. Никто, кроме тебя, меня не интересует. И мне казалось, что ты это понял еще в Эдинбурге. Я же тебе все доказала самым наглядным образом! — Она усмехнулась, подняв к нему лицо. — А теперь, вижу, придется мне придумать нечто совсем уж из ряда вон выходящее, чтобы тебя убедить, что я на самом деле счастлива с тобой.
Александр не удержался от ответной улыбки. Не говоря больше ни слова, он наклонился и наградил жену поцелуем, ясно давая понять, что это только начало.
Но тут позади них раздалось неловкое покашливание.
— Извини, братец, ты забыл закрыть дверь.
Джонет улыбкой приветствовала стоявшего в дверях Гранта.
— Можешь это исправить, закрыв ее за собой. Я не позволю его увести, так и знай.
Грант смущенно улыбнулся в ответ.
— Прости, малышка, дела. Но я задержу его всего на минутку.
Александр отпустил жену и отступил на шаг.
— Ладно, Джонет, заканчивай свое письмо. Я мигом вернусь.
— Нет, оставайся здесь. У меня пропала охота писать письма.
Джонет схватила едва начатый лист, скомкала его и швырнула в пустой камин.
— По правде говоря, у меня назначена встреча с Элизабет, Алекс. Мы условились вместе пройтись по саду, чтобы решить, какие новые посадки делать на будущий год.
— Ну что ж, прекрасно. Буду знать, где тебя найти, когда покончу с делами.
Джонет кивнула и вышла. Грант закрыл за нею дверь.
— Опять пишет Мьюру?
— Угу, — угрюмо буркнул Александр.
— Стало быть, бедная девочка даже не знает, что он отказался принимать ее письма?
