ними делать.
– Улль вовсе не слюняво целуется! – я улыбнулась ей. – Попробуй, тебе понравится!
– Хватит с меня… – начала она и осеклась.
– От меня не пахнет морем и рыбой! – серьезно заверил Улль. – К моей коже не прилип песок, на зубах не хрустят ракушки, а в волосах не запутались водоросли.
– Он него пахнет тисом! – подтвердила я. – Это очень приятный запах, лесной, как ты любишь! Ну же, не упрямься! Мы же родичи!
Но Скади отвернулась и ушла в дом. Мы направились за ней. Я смеялась про себя, Улль держался, по обыкновению, невозмутимо, но я чувствовала, что он оживился. Скади привлекала его своей угрюмой необщительностью – он чуял в ней нечто родственное, и не только потому, что она была женой нашего отца. Он жалел ее – с того первого дня, когда она протрубила в рог у ворот Асгарда, такая воинственная в отцовских доспехах, такая напуганная и одинокая.
Дом ее был воистину громаден – я так и видела здесь исполинского орла, расправившего крылья, хотя, наверное, при возвращении домой Тьяци принимал более скромный облик. Но и в человеческом облике он был огромен – об этом говорили размеры скамей, стола, лежанки, мисок и чаш. Столбы, подпиравшие крышу, были в два обхвата и уходили куда-то вверх. Кровля терялась в сумраке, и оттуда веяло холодным ветром, будто дух гигантского орла и сейчас сидит где-там, на балках, и машет крыльями. Столбы сплошь покрывала резьба, довольно грубая, но выразительная, исполненная какой-то звериной силы. Я различала фигурки, похожие на людей, но это точно были не люди. Это была резная летопись мира великанов – того времени, когда ни людей, ни даже асов еще не было. Огромные туловища с широкими плечами, крошечные головки, длинные ноги и торчащие вперед «воины» у них между ног, длиной с их собственный локоть. Великаны держали дубинки, сражаясь друг с другом или грозя какому-то еще, более страшному противнику. Иной раз внутри туловища у них был начертан равноконечный крест – знак солнца. Были там животные, в основном олени – на них великаны охотились, и собаки – они путались у великанов под ногами. Были длинные низкие сани, запряженные оленями. Иной раз великан ехал на повозке, влекомой конем, похожим на змея с лапками, а впереди и позади у него был крест в круге, еще один лик солнца. Были длинные корабли с высокими, загнутыми носами спереди и сзади, с множеством тонких весел. Иной раз на корабле сидело войско – с десяток одинаковых фигурок, вооруженных копьями, а среди них один, в три раза больше ростом – бог, ведущий свое племя в бой…
Увлеченно разглядывая эти рисунки, я шла вокруг столба, как вдруг увидела нечто знакомое. Корабль, на носу у него круг с крестом, а в корабле человеческая фигурка…
– Улль, да ведь это ты! – в изумлении воскликнула я, обернувшись.
Не очень-то вовремя: Улль держал Скади за плечи, наклоняясь к ее лицу, а она отворачивалась, хмурясь, но не вырывалась. Услышав мой голос, он повернулся ко мне.
– Это ты! – Я показала на рисунок. – Ты с твоим кораблем и золотым щитом.
– Во времена великанов он и был самым почитаемым богом солнца, – так же хмуро ответила мне Скади. – Пока не родились вы с Фрейром. Садитесь, раз пришли.
Очаг у нее сложен из таких огромных валунов, что походит на крепостную стену. Чтобы я могла сесть, Уллю пришлось поднять меня и посадить на высокую скамью. Но и так я не достала бы до стола, и миску с мясом для меня Скади поставила на ту же скамью.
С высоты я еще раз оглядела дом. Стены укрыты шкурами громадных зверей – медведей, волков, туров. Живыми я таких чудовищ и не видела, слава Имиру. А вон на стойке оружие Тьяци – шлем величиной с хороший котел, с литой фигуркой кабана на макушке, громадный топор, щит – таким щитом можно покрыть небогатый дом вместо крыши. Резной рог, в который Скади трубила у ворот Асгарда, когда явилась искать мести. И это оружие, и все в этом доме для Скади слишком велико. Но, похоже, ей даже не приходит в голову устроить себе другое жилище или уменьшить утварь. Живя здесь, она как бы продолжает жить с отцом, здесь она чувствует себя уверенно.
– Дорогая, что случилось? – ласково обратилась я к ней. – По пути сюда мы видели, как огорчен наш отец твоим уходом – по морю катятся сердитые валы, ни одна лодка не может отойти от берега, ни один рыбак не закинет сети. Почему ты покинула его дом? Может, он тебя чем-то обидел? Я знаю, он не хотел этого, ведь ты его жена, он тебя любит. Расскажи мне, что тебя огорчило, и мы постараемся все уладить, правда, Сияющий?
Хоть в доме и горел огонь, было достаточно темно, чтобы сияние лица и волос Улля виднелось отчетливо. Я вспомнила, что красивее всего он выглядит в своей Тисовой Обители – как раз потому, что там вечный полумрак, который так хорошо сочетается в этим мягким свечением. Когда я заговорила, Скади смотрела на Улля, и во взгляде ее отражалось невольное восхищение. В мрачной огромности ее дома именно этого теплого сияния так не хватало…
– Что здесь можно уладить? – с досадой ответила Скади, переводя взгляд на меня. – Каждый день одно и то же, с тех самых пор как мы поженились! Там же просто невозможно жить! День и ночь там нет покоя от птичьего крика! Невозможно глаз сомкнуть, просто какое-то мучение! Целый день под окном крякают утки; отойдешь от дома – там вопят гуси. В темноте еще до рассвета принимаются голосить чайки – ни один злой мертвец не сможет кричать противнее! Эти вопли пронзают мне уши! Бакланы величиной с гуся – если зазеваюсь, они и меня проглотят, как рыбешку. В Корабельном Дворе я не могу отдохнуть ни днем, ни ночью, я вся измучилась. Мне нужно побыть у себя, чтобы обрести немного покоя. Если бы Ньёрд согласился жить здесь со мной, то мы могли бы поладить.
Я прислушалась. В лесном доме Скади было не так уж и тихо. Я различала то уханье сов, то крики болотных птиц. Вдали провыл волк. Когда сильный ветер, должно быть, лес шумит громче шторма, а громадные ели в бурю трещат и ломаются так, что посрамят и треск Торовых молний. Но Скади, привыкшая с детства к этим голосам, не слышала их, если не прислушивалась, а когда слышала, они
