Кэтрин Харт - Пепел и экстаз

Его смешок определенно походил на дьявольский. Он не спеша проделал те же манипуляции с ее другой ногой.

Его пальцы прошлись по ее щиколоткам, задержались на чувствительном сгибе под коленом, потом стали гладить внутреннюю поверхность бедер. Язык повторил путь пальцев.

Кэтлин казалось, будто даже ее кости плавятся от его ласк. Но в то же время мускулы ее напряглись в предчувствии его следующей ласки. Кожа под его руками жила собственной жизнью, каждый нерв реагировал на его прикосновения. Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала нечто подобное. Казалось, кровь кипела в венах, а сердце билось в каком-то сумасшедшем ритме. Дыхание стало неровным, мозг отказывался воспринимать что бы то ни было, кроме ощущения небывалого наслаждения.

Прежде чем она успела понять, что Рид задумал, он перевернул ее на живот и начал медленно водить языком по спине, по шее и плечам, время от времени нежно ее покусывая и негромко усмехаясь при каждом ее непроизвольном движении, вызванном этими ласками. Исследовав все чувствительные места на спине, он спустился ниже, к ягодицам, намеренно не обращая внимания на то, как напряглось при этом ее тело. Его руки сжали округлые ягодицы, и одновременно он принялся покрывать их быстрыми короткими поцелуями.

Потом он снова перевернул ее на спину. Возбуждение Кэтлин было так велико, что она вся дрожала. Она опять потянулась к нему, но Рид еще не закончил свою прелюдию. Нежно сжав ей запястья, он облизал по очереди все пальцы на каждой руке, поднялся до сгиба локтя.

Кэтлин забыла обо всем на свете. Ее словно окутал густой туман, единственной реальностью в котором были сладостные прикосновения Рида. Она вздрогнула от восхитительнейшего ощущения, когда он провел языком по уху и легонько укусил за мочку, шепча при этом жаркие, страстные слова. Ей было сладко до боли.

Кэтлин была охвачена самым примитивным животным желанием, какого она никогда еще не испытывала. Застонав словно в агонии, она выгнула тело, извиваясь под этими творящими волшебство пальцами. Наконец его горячие губы сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Ей показалось, что она чувствует, как набухает в его ладони ее грудь. Он сосал и ласкал ей грудь, и у Кэтлин возникло ощущение, будто кровь в ее жилах превращается в огонь. Потом его рука нашла пульсирующий центр ее женского естества, и он ласкал его до тех пор, пока Кэтлин не почувствовала, что теряет сознание от наслаждения.

Она повторяла его имя и, обняв, судорожно прижимала к себе, умоляя взять ее. Он с легкостью отвел ее руки и прижался ртом к тому месту, которое только что ласкали его руки.

Кэтлин извивалась на смятых простынях, вонзая ногти в его тело. Ее стоны, напоминавшие стоны человека, утратившего рассудок, наполняли комнату и, казалось, отражались от стен. В этом экстатическом полузабытьи она почувствовала, что тело Рида наконец-то опустилось на нее. Он вошел в нее, и она жадно приняла его в себя. Пламя страсти запылало в них с огромной силой. Огненный смерч подхватил их и, закружив в бешеном вихре, поднял вверх к небесам, как два пылающих уголька. Потом, будто находясь на плотном облаке, их тела, еще горячие от только что совершенного ими огненного полета, медленно опускались на землю.

Рид продолжал обнимать Кэтлин, а она, положив голову ему на плечо, погрузилась в сон. Он испытывал глубокую радость от того, что ему удалось отвлечь ее от мыслей о потере, хотя и понимал, что это лишь временная передышка.

И, словно какой-то бодрствующий уголок ее сознания откликнулся на его мысли, она прошептала:

— Будь прокляты эти чертовы англичане.

Рид подавил смешок и только улыбнулся, услышав это ругательство. Одно, по крайней мере, было очевидно: пик ее страданий остался позади. Он почти не сомневался, что утром гнев и желание отомстить вытеснят горе, и он предпочитал видеть ее разгневанной, с упрямым блеском в зеленых глазах, а не плачущей в отчаянии.

Довольный тем, что достиг своей цели, Рид тоже погрузился в глубокий животворный сон.

Как Рид и предполагал, Кэтлин проснулась в состоянии бешеной ярости. После недолгих воспоминаний о любовных утехах прошедшей ночи, после нескольких поцелуев и ласк под теплым одеялом она была готова к бою. Фактором первостепенной важности было сейчас время. Идеи рождались в голове Кэтлин с такой быстротой, что остальные не успевали их осознавать. Она раздавала приказания направо и налево. Все, кроме Рида, были поражены ее энергией и необыкновенными планами.

— Мистер Кирби, вы уже отослали в Лондон полугодовой отчет о доходах? — спросила она адвоката.

— Нет, — нерешительно ответил он. — А что у вас на уме?

Вместо ответа она задала следующий вопрос:

— Какая зима была здесь в прошлом году?

— Холоднее обычной, — последовал ответ. — Значительно более суровая.

— Хорошо! — воскликнула она, и все подумали, не лишилась ли она рассудка. — Я хочу, чтобы на моей земле не осталось скота. Отчеты можно изменить, указав в них, что на имение обрушились всевозможные бедствия. Будь я проклята, если оставлю этому идиоту хотя бы цыпленка.

— Но что же ты сделаешь с животными? — спросила Изабел, широко открыв глаза.

Кэтлин взмахнула рукой.

— Отдам их фермерам, — великодушно заявила она. — Я не хочу ничего оставлять Эллерби, но я и не хочу, чтобы фермеры страдали от голода и притеснений.

— Но что же я напишу в отчете, милочка? — хотел знать Кирби.

С минуту Кэтлин в задумчивости покусывала ноготь, потом злорадно улыбнулась:

— Боюсь, мистер Кирби, что суровая зима вызвала падеж скота, погибла большая часть коз и овец. Оставшихся, в дополнение к цыплятам, гусям и уткам, пришлось пустить на убой, чтобы избежать голода.

— А телята?

— Их всех унесло какое-то непонятное заболевание.

Брови Кирби взлетели вверх. Он с трудом выдавил из себя следующий вопрос:

— А лошади?

Кэтлин покачала головой, изобразив глубокое горе. Рид про себя аплодировал ее находчивости.

— Жаль, конечно, что в подтверждение моей легенды нам придется сжечь конюшни, но тут уж ничего не поделаешь. Боюсь, что все наши лошади погибли при пожаре, неожиданно возникшем в конюшнях весной, — нашла она выход.

Услышав это, даже Рид округлил глаза.

— Кэт, ты уверена, что надо сжигать конюшни? Она нахмурилась, потом кивнула:

— Уверена. Я бы сожгла амбары и выжгла поля, но от этого пострадают арендаторы. Часть урожая уже засыпана в закрома, часть вот-вот созреет и будет убрана. Я не хочу ради удовлетворения своей мести Эллерби обречь на голод людей, которые верой и правдой служили нам долгие годы. Но я не оставлю и крошки в наших кладовых. Все запасы надо оттуда забрать и раздать арендаторам. И пусть черт заберет сэра Лоуренса, — последние слова Кэтлин словно выплюнула.