Кэтрин Харт - Пепел и экстаз

Для женщин был организован швейный кружок, что давало возможность общаться друг с другом и с пользой расходовать энергию. Большая каюта Катлина и Александреа днем превращалась в своего рода детскую комнату, где матери по очереди присматривали за детьми. Женщины таким образом получали передышку от постоянной возни с капризничающими малышами, а дети — возможность играть со сверстниками, что в какой-то мере компенсировало ограничение их привычной свободы в условиях плавания. Один раз в день детей выпускали на палубу, чтобы они могли подышать свежим воздухом и побыть на солнышке под бдительным присмотром заботливых мамаш, опасающихся, как бы их отпрыски, исполненные естественной в этом возрасте энергии, не подошли слишком близко к корабельным поручням и не вывалились за борт. Покачивание корабля на волнах заставляло многих женщин передвигаться по палубе неестественной походкой, и Рид со смехом прокомментировал, что они похожи на стадо идущих вразвалку уток с ковыляющим следом выводком утят.

Но и на пятый день пути Кэтлин не удалось преодолеть свою депрессию. Тогда она прибегла к старому, испытанному средству. Встав рано утром, она надела брюки, которые держала в шкафу в своей каюте, и мужскую рубашку с длинными рукавами. Внутренне она сжалась, представив реакцию Рида, но тем не менее распрямила плечи и вышла на палубу. Вообще-то Рид уже привык к мысли, что его обожаемая жена обладает некоторыми совсем неженскими талантами, но обычно Кэтлин старалась не проявлять их на людях.. Частенько, когда на борту находились лишь Рид и постоянные члены их команды, она сама становилась к штурвалу и управляла кораблем. Такое случалось и на их пути в Англию. Дома она надевала брюки, помогая Кейт объезжать лошадей, которых они выращивали в Эмералд-Хилле, или когда она ранним утром отправлялась на своем паломино[1] на прогулку с Ридом. Вдвоем они скакали по бескрайним полям и лугам — Кэтлин на Зевсе, а Рид рядом на своем черном жеребце Титане. В глазах Рида необычное поведение и костюмы Кэтлин были частью ее привлекательности и очарования. Не имело смысла спорить с ней. Чем больше он горячился, тем более вызывающе она себя вела, словно назло ему. Он, надо сказать, ничего не имел против, если она совершала свои неординарные поступки без свидетелей. По большей части ему нравилось заниматься вместе с ней тем, что является обычно мужской прерогативой. Кэтлин была живой и энергичной, как ни одна другая из всех знакомых ему женщин. Все они бледнели в сравнении с ней. Она обладала отвагой и вкусом к жизни, что придавало их браку живость, остроту и пикантность, о которых он и не мечтал. Даже в состоянии предельного раздражения он не согласился бы променять свою подвижную, как ртуть, непредсказуемую подругу на жену с более устойчивым и спокойным характером. Но бывали моменты, когда она слишком испытывала его терпение, и сейчас был один из них.

Итак, Кэтлин решительно вышла на палубу и направилась к грот-мачте. Одного взгляда на ее тонкую, обтянутую мужским костюмом фигуру было достаточно, чтобы Рид пришел в ярость. Он нахмурился и зло прищурился. Потом, передав штурвал первому оказавшемуся поблизости матросу, пошел к мачте, по которой уже карабкалась Кэтлин.

Уперев руки в бока, он сердито уставился на нее.

— И что это ты задумала на сей раз? — прогремел он.

С грациозным проворством, всегда изумлявшим его, она обернулась, держась одной рукой за мачту и балансируя ногой на перекладине. Глядя на него сверху вниз, она с вызовом ответила:

— Забраться наверх, разумеется. Лицо его потемнело.

— А ну-ка спускайся, — скомандовал он, — а то я взберусь наверх и сам стащу тебя оттуда.

Ее глаза превратились в зеленые щелочки.

— Твоя дикарская тактика абсолютно меня не впечатляет, Рид, — откликнулась она с усмешкой.

— Возможно, тебя впечатлит, когда я как следует тебя отшлепаю, — строго предупредил Рид. — Ты спустишься?

Кэтлин покачала головой, ее рыжие волосы разлетелись на ветру.

— Нет.

— Кэтлин, — медленно начал он, стараясь не сорваться, — будь благоразумной. На корабле полно пассажиров, а ты привлекаешь к себе внимание.

— В данный момент это меня совершенно не волнует. Да пусть сам король и весь его двор смотрят на меня, мне все равно, — раздраженно огрызнулась она и с глубоким вздохом закрыла глаза. Затем открыла их и умоляюще посмотрела на Рида. — Рид, пожалуйста. Ты прав, говоря, что на корабле полно народа. Я и шагу не могу ступить без того, чтобы на кого-нибудь не наткнуться и, откровенно говоря, это сводит меня с ума. Я терпела, сколько могла. Мне жаль, что я ставлю тебя в неловкое положение, но мне нужно пространство. Мне нужно побыть одной какое-то время, подумать, снять постоянно растущее внутреннее напряжение, постараться вытеснить из души злость, порожденную воспоминанием о том, чего я лишилась, привести в порядок свои мысли.

В зеленых глазах заблестели слезы; она умоляла его проявить понимание.

Стоило Риду увидеть ее слезы и он сразу сдался. Прояви она непокорность, вступи с ними в спор, он мог бы иметь с ней дело на равных. Но при виде ее слез все его раздражение мгновенно улетучилось. Он криво улыбнулся и, тяжело вздохнув, махнул рукой.

— Ну что ж, тогда наверх, дух, — ворчливо проговорил он. — Наверх к облакам, где ты сможешь размышлять в одиночестве. Только постарайся спуститься оттуда не в таком отвратительном настроении, в каком ты пребывала все эти дни.

Благодарно улыбнувшись, Кэтлин послала ему воздушный поцелуй и стала быстро карабкаться вверх, пока он не передумал.

Устроившись на самом верху мачты, высоко над палубой, Кэтлин обрела уединение, о котором мечтала. Ветер свистел в ушах, развевал волосы и создавал неповторимую симфонию звуков, которую она так любила. Завывание ветра, хлопанье огромных парусов, скрип мачты заглушали все другие звуки. Покачивание мачты на такой высоте было значительным, но Кэтлин это было не в новинку. Оно успокаивало ее, как успокаивает младенца ритмичное покачивание люльки.

Далеко внизу, насколько хватало глаз, по голубой глади катились валы. Не видя земли, легко можно было вообразить, что эти валы бесконечным водопадом падают откуда-то с края земли. Долго сидела Кэтлин на своем высоком «троне», и ветер уносил прочь ее печаль и волнение; звуки и движение любимого ею моря воздействовали на самые глубины ее души, принося с собой покой и умиротворение.

В этом умиротворенном состоянии мозг ее не сразу воспринял сигналы, посылаемые глазами. Но вот она стряхнула с себя временную расслабленность и стала напряженно всматриваться в даль, где на лазурной поверхности появилась черная точка.