— Зачем он тебе нужен? — хмуро спросила Беатрис. Ей не понравилась фраза «держать его на крючке», словно Кристофер был чем-то вроде мёртвой рыбины. Одним из многих. — У тебя и так много поклонников.
— Да, но теперь капитан Фелан — герой войны. По возвращении его даже могут пригласить на обед к королеве. И сейчас, после смерти брата, он унаследует поместье Ривертон. Всё это делает его почти столь же выгодной партией, как какого-нибудь лорда.
Прежде Беатрис забавляла такая мелочность Пруденс, но теперь она ощутила вспышку раздражения. Кристофер заслуживал намного большего, нежели, чтобы его ценили по таким поверхностным причинам.
— А тебе не приходило на ум, что война изменит его? — тихо спросила Беатрис.
— Ну, его, конечно же, могут ещё ранить, но надеюсь, этого не произойдёт.
— Я подразумевала изменения в характере.
— Потому что он участвовал в сражениях? — пожала плечами Пруденс. — Полагаю, это оказало на него некоторое воздействие.
— Ты читала какие-нибудь официальные сообщения о нём?
— Я была очень занята, — защищаясь, произнесла Пруденс.
— Капитан Фелан был награждён орденом Меджидие за спасение раненного турецкого офицера. А несколькими неделями позже капитан пробрался в только что разрушенный бомбардировкой пороховой погреб, в котором оказалось десять убитых французских солдат и пять выведенных из строя орудий. Он встал у единственного оставшегося орудия и в одиночку удерживал эту позицию в течение восьми часов. В другом случае…
— Мне нет необходимости всё это выслушивать, — перебила Пруденс, — что ты хочешь этим сказать, Беа?
— То, что он может вернуться совсем другим человеком. И если он тебе нужен, то ты должна попытаться понять, через что он прошёл. — Беатрис передала Пруденс пачку писем, перевязанных узкой голубой лентой. — Начни с прочтения этих писем. Мне бы следовало снять копии и с тех, что я писала ему, чтобы ты смогла прочитать и их. Но, к сожалению, я не подумала об этом раньше.
Пруденс с неохотой взяла письма.
— Ладно, я прочту их. Но уверена, что Кристофер, когда вернётся, не захочет разговаривать о письмах — ведь я буду рядом с ним.
— Ты должна попытаться лучше узнать его, — повторила Беатрис, — мне кажется, ты желаешь заполучить его по неверным причинам… тогда как для этого существует так много истинных. Он заслуживает этого. Не за свою военную храбрость или за все те сверкающие медали… В сущности это наименьшая часть того, кем он является. — Умолкнув на мгновение, Беатрис с сожалением подумала, что ей действительно следовало бы избегать общения с людьми и как прежде проводить время с животными. — Капитан Фелан написал, что когда вы познакомились друг с другом, ни один из вас не заглядывал дальше поверхности.
— Поверхности чего?
Беатрис окинула подругу холодным взглядом, размышляя о том, что единственной вещью дальше поверхности у Пруденс была еще большая поверхностность.
— Он думает, что ты можешь оказаться его единственным шансом вновь стать частью мирной жизни.
Пруденс странно посмотрела на Беатрис.
— В конце концов, возможно, это и к лучшему, что ты перестала ему писать. Кажется, ты слишком увлеклась им. Надеюсь, ты не думаешь, что Кристофер когда-нибудь может… — она деликатно замолчала. — Не имеет значения.
— Я знаю, что ты собиралась сказать, — сухо произнесла Беатрис. — Разумеется я не питаю иллюзий на этот счёт. Я не забыла, как он однажды сравнил меня с лошадью.
— Он не сравнивал тебя с лошадью, — возразила Пруденс, — он всего лишь сказал, что ты комфортнее ощущаешь себя в конюшнях. Тем не менее он — весьма утончённый мужчина. И никогда не будет счастлив с девушкой, которая большую часть своего времени проводит с животными.
— Я предпочитаю компанию животных обществу любого знакомого мне человека, — парировала Беатрис. Она тотчас же пожалела о своем бестактном заявлении, особенно заметив, что Пруденс восприняла это как личное оскорбление. — Прости. Я не имела в виду…
— Возможно, тогда тебе и впрямь лучше уйти и отправиться к своим животным, — ледяным тоном произнесла Пруденс, — ты будешь счастливее, ведя беседу с кем-то, кто не сможет тебе ответить.
Пристыженная и раздосадованная, Беатрис покинула Мерсер-Хаус. Но прежде чем это произошло, Пруденс успела заявить:
— Для нашей пользы, Беа, ты должна пообещать мне, что никогда не скажешь капитану Фелану о том, что эти письма писала ты. В этом нет никакого смысла. Даже если бы ты сказала ему, он всё равно бы не захотел тебя. Это было бы просто весьма неловко и стало бы источником негодования. Такой человек, как он, никогда бы не простил подобного обмана.
После того дня, девушки нечасто виделись друг с другом, разве что мимоходом. Писем больше не приходило.
Это совершенно измучило Беатрис, не перестававшую думать о Кристофере. Оставался ли Альберт спутником капитана? Лечили ли раны Кристофера должным образом? Но у Беатрис больше не было права спрашивать о нём.
Впрочем, его никогда у нее не было.
Ко всеобщему ликованию англичан, Севастополь пал в сентябре 1855 года, и в феврале следующего года начались мирные переговоры. Зять Беатрис Кэм отметил, что, несмотря на то, что Британия победила, любая победа в войне — пиррова победа[22], поскольку невозможно оценить каждую искалеченную или утраченную жизнь. Это была цыганская точка зрения, с которой Беатрис соглашалась. В общей сложности, более чем сто пятьдесят тысяч солдат армий союзников и сто тысяч русских солдат погибли в сражениях, скончались от ран и от болезней. Когда в войсках получили долгожданный приказ возвращаться домой, Одри и миссис Фелан стало известно, что стрелковая бригада, в которой служил Кристофер, должна в середине апреля высадиться в Дувре, а затем оттуда направиться в Лондон. Прибытия стрелков ожидали с особым нетерпением. Кристофера называли национальным героем. Его портреты вырезали из газет и вывешивали в витринах магазинов. Рассказы о его бесстрашии передавались из уст в уста в тавернах и кофейнях. Для подношения ему были написаны длинные благодарственные письма несколькими селениями и графствами. Не менее трёх украшенных драгоценными камнями церемониальных сабель с выгравированным на них именем Кристофера были изготовлены по заказу политиков, страстно желавших вознаградить его за службу.
Однако в день, когда стрелки высадились в Дувре, Кристофера таинственным образом не оказалось среди них. Толпа на пристани приветствовала стрелковую бригаду и требовала появления её самого прославленного представителя, но безрезультатно. Казалось, Кристофер избегал восторженных толп встречающих, приветственных церемоний и банкетов. Он даже не явился на торжественный обед, данный королевой и принцем-консортом.
