него. Коса указывала на девичество, но она занимала место княгини, и это яснее ясного говорило о том, какая судьба ее вскоре ожидает. И Боримир отвернулся: ему было слишком горько видеть то, к чему он стремился, но не сумел достичь. Слава Свентовиду, с соколом он может вернуться домой, не опасаясь гнева богов и соплеменников. Вернуться, чтобы строить свое счастье и счастье племени так, как позволят боги.
– Я прошу тебя, Солнечная Дева, беречь эти клятвы и не дать злобе опрокинуть их! – вежливо сказала Смеяна, улыбаясь со скрытым смыслом, который умная жрица несомненно понимала. – Ваша священная птица однажды прилетела ко мне, я передаю ее обратно вам. Но если клятвы будут нарушены, я ведь смогу приманить ее снова к себе.
Она не лукавила: сокол обронил несколько перьев, которые она собрала и надежно спрятала.
– Я не позволю нарушить эти клятвы, пока мое слово и свет Небесного Огня сильны в племени рарогов! – ответила ей старуха и тонко улыбнулась бескровными губами. Служение богам не отучило ее видеть землю и людей, и в разговоре она показывала гибкость мысли и живость нрава. – Я буду просить богов о том, чтобы священный сокол больше никогда не покидал нас. И если боги услышат мои мольбы, они в будущем дадут нашим родам средство породниться.
Смеяна улыбнулась, Держимир дружелюбно кивнул. Еще несколько дней – и он сможет вполне уверенно вести речь о будущих поколениях дрёмических князей.
В преддверии свадьбы князь Держимир сделал своей невесте еще один подарок. Передача священного сокола была совершена по ее просьбе, но у него был и еще один сходный способ порадовать ее.
– Отпусти Светловоя, – сказала Смеяна, едва лишь Держимир привез ее в Ратенец и она узнала, каких подвигов тут насовершал Баян. – Зачем он тебе?
– Ни за чем, пожалуй, это верно, – согласился Держимир. – Отца его, говорят, на переправе видали. Он уже на свой берег ушел, да мне за ним гнаться и не было охоты. Пусть его идет восвояси.
– Светловой у него единственный сын. Горько ему…
– Ладно, ладно! – Держимир сейчас не мог думать ни о чем, кроме своего счастья, и готов был подарить Смеяне целый мир. – Пусть себе идет. Я и всех речевинских пленников отпущу, только не сразу. Полегоньку, чтобы они снова все вместе раньше Славена не встретились. А этот пусть хоть сейчас идет. Ты… хочешь его повидать?
Держимир вопросительно посмотрел на Смеяну, изо всех сил скрывая ревность. Он не хотел причинить ей огорчение даже этим.
И, к его огромному облегчению, Смеяна покачала головой.
– Нет. Не хочу, – отведя глаза, ответила она. – Мне ему сказать нечего. Я раньше думала, что он – моя судьба. Ну ошиблась, глупая. А у него судьба иная. Я его судьбы не знаю… Да, а что с Дарованой? – вдруг вспомнила она, желая скорее отвлечься от грусти.
– Ее Огнеяр забрал! – Держимир тоже был рад поговорить о другом. – Еще пока бились, он за ней в святилище пошел и сказал, что заберет и к отцу доставит. Из святилища прислали сказать – уехала она. Пусть Огнеяр сам с ней разбирается. По-семейному!
Держимир улыбнулся, и Смеяна улыбнулась в ответ, представив себе странную, мягко говоря, семью, которая сложилась на княжеских престолах Чуробора и Глиногора. Оборотень Огнеяр со своей женой, про которую говорят, что она берегиня, его мать Добровзора, ее муж Скородум, его дочь Дарована, которую при рождении принимала сама Макошь! Есть ли еще где такое?
А впрочем, как представилось сейчас Смеяне, у них с Держимиром, Баяном и ее отцом Князем Рысей семейка получится не хуже! И Держимир, похоже, думал именно так.
– Эй, сокол ясный! Ты где там? Давай, вылетай!
Услышав знакомый голос, Светловой поднял голову, повернулся к порогу, вгляделся. В клети, полной сидящих и лежащих отроков, было полутемно, только полотняные повязки, украшавшие мало что не каждого, белели здесь и там. Солнечный свет, лившийся в раскрытую дверь, казался нестерпимо ярким, и в светлом прямоугольнике четко вырисовывалась знакомая Светловою высокая фигура куркутина с гладко зачесанными назад черными волосами. Этот человек уже казался ему вестником злой судьбы, Вечерним Всадником: они встречались в битве на Истире, в битве перед Макошиным святилищем, и каждый раз Светловой оказывался побежден. А с какой вестью тот явился сейчас?
– Ну где ты там? – снова позвал куркутин, вглядываясь в полутьму и мало что видя после светлого двора. – Заснул, пригрелся в гнездышке?
Голос его показался Светловою странным: куркутин как будто хотел притвориться веселым, но сквозь наигранную бодрость прорывались отзвуки недовольства. А чем ему быть недовольным? Дрёмичи победили, а он еще и отличился – княжича в полон взял…
Светловой поднялся на ноги, небрежно оправил рубаху и пошел через клеть к выходу, стараясь не наступить на лежащих. Пленников было много, а убитых, как они говорили, еще того больше. Никто не знал, что с ними сделает кровожадный дрёмический князь, и никто не ждал для себя ничего хорошего.
– А, вот он ты! – приветствовал Светловоя куркутин и посторонился от порога. – Выходи!
Светловой послушно шагнул, пригнулся в низкой двери, ожидая, что сейчас ему опять скрутят руки, однако ничего такого не произошло. Дверь за ним сразу же закрыли и заложили засовом, а куркутин сделал ему знак идти за собой.
– Князь Держимир отпускает тебя! – заявил он Светловою по пути через двор.
– Как? – подал голос Светловой. Как ни мало ему хотелось разговаривать со своим недругом, смолчать не удалось. – Куда – отпускает?
– Да на все четыре стороны! – Уже не скрывая досады, куркутин махнул рукой.
Желая удостовериться, правду ли тот говорит, Светловой вгляделся в его лицо и удивился: брат Держимира мало походил на торжествующего победителя. Бледность и темные круги под глазами говорили скорее об усталости и душевном непокое.
– Женится князь Держимир и на радостях тебя отпускает! – добавил куркутин. – Невеста его за тебя просила.
– Невеста? – в недоумении повторил Светловой. Это объяснение привело его в еще большее недоумение. – Кто? Дарована?
– Очень нам нужна ваша Дарована! – в сердцах отозвался Баян. – Смеяна его невеста!
– Смеяна?
Светловой замолчал надолго. А Баян продолжал, обращаясь то к Светловою, то к самому себе, не в силах разобраться в той смеси радости и досады, которую в нем вызвали события и решения последних дней.
– И дурак же ты, парень! – говорил он, шагая по ратенецкому детинцу и не особенно заботясь, слушает ли его Светловой. – Такая девка при тебе была, а ты все на небо глядел да ворон считал! Была бы она моя – ни за что бы не упустил! А ты-то на
