– Владимир, Святославов сын.
– Говорят, идет снег? – спросила Сванхейд.
– Да, вот сейчас пошел.
– Хотела бы я выйти и посмотреть на него. Ощутить, как крупинки касаются лица… – мечтательно произнесла Сванхейд, поглядывая на закрытое оконце. – Почему-то мне всегда при первом снеге вспоминается молодость. Что-то есть в этом запахе такое, что наводит на мысль о… о надеждах. О будущем. Будущего у меня уже нет, остается только вспоминать то время, когда оно было. Но, может, я еще сумею выйти во двор и посмотреть на снег.
– Конечно, сможешь, – бодро ответила Малфа. – Это ведь теперь на полгода. Насмотришься еще.
– Я тебе рассказывала, как Эльвёр и Астрид уронили в снег? Это было тоже в первые дни зимы, только лет двадцать назад. Они приехали с отцом, с Хаконом, из Ладоги, чтобы встретить Тородда и его дружину, они вернулись из второго похода на греков…
Малфа уже не раз слышала эту небольшую, но занятную сагу: как Ингвар ладожский – племянник Ингвара киевского – и его друг Хедин из Мерямаа затеяли бегать наперегонки, держа каждый на плече по девушке, – это были две сестры Ингвара, а перед самым домом поскользнулись, налетели друг на друга и уронили свою ношу. Но она слушала, улыбалась, унимала ребенка, чтобы не кричал. Сванхейд помнила много разных случаев из прошлого – начиная с собственного детства, и Малфа внутренне ужасалась длине ее пути. Так сама себе начнешь казаться ровесницей турсов, которые создали мир.
– Представляю, как удивилась Снефрид, когда ее сын вдруг привез из похода невесту, да еще внучку самого Олава конунга, – добавил Сванхейд, отпивая из чаши с отваром, которую Малфа ей подала. – Она, может, ждала, что он привезет пару-тройку прекрасных пленных гречанок, а он привез Эльвёр… Но скоро она сама будет здесь и все подробно нам расскажет.
– Кто? – Малфа вздрогнула, подумав, что прослушала что-то важное. – Эльвёр?
– Снефрид. Я очень скучаю по ней. Мы недолго были вместе – месяца три или четыре… Как раз в это время, под первым снегом, она и выспросила у своей норны, отчего умирают мои маленькие сыновья. Я никого из женщин не ценила так, как ее. В то время, конечно, тебя тогда и на свете не было. Да и твоей матери тоже, а Мальфрид, моя дочь, была еще девочкой.
– Мне показалось, ты сказала, что она приедет. Снефрид.
– Конечно. Я ее очень жду.
– Но она же… – Малфа в недоумении уставилась на прабабку. – Она же умерла. Ты сама не раз говорила, как жаль, что другой такой мудрой женщины больше нет…
– Да, конечно. Она давно умерла. Лет пятнадать назад.
– Как же она сможет приехать? – Малфе стало не по себе.
– Никак. – Сванхейд пристально взглянула на нее. – Девочка моя, ты здорова?
– Не знаю, – растерянно ответила Малфа. – Мне показалось, ты сказала… послышалось.
– Конечно, я не могла такое сказать. Если она умерла, как же она может приехать? Возьми. – Сванхейд вернула ей хазарскую чашу с пестрой росписью, заботливо хранимую добычу из давнего похода на сарацин. – Кажется, у меня опять жар поднимается. Голова такая легкая… Сама не знаю, что несу.
Малфа помогла ей улечься и поправила одеяло. Было неуютно: она убеждала себя, что ослышалась, но в то же время была уверена – Сванхейд сказала именно то, что она услышала. Сказала и тут же сама забыла. Так бывает, когда устами человека говорит кто-то другой… И когда некто другой начинает говорить через человека, хорошего это не сулит.
* * *
Малфа забрала ребенка, чтобы не мешал Сванхейд, и та уснула. Проснулась довольно бодрой, и жар было ушел, но когда начало темнеть, вернулся. Сванхейд была слаба, но тем не менее на нее накатило лихорадочное оживление. Ей хотелось поговорить. Малфе нужно было заглянуть в поварню, но она не решалась отойти. Подумала: Дедич прав, надо послать в Ладогу, чтобы приехала Астрид – внучка Олава и его первой жены, или какая-нибудь из ее дочерей. Если не сменить Малфу, то хоть помочь, она одна не управится с таким огромным хозяйством и его старой госпожой, имея на руках в придачу двоих собственных малых детей.
– Уж скорее бы она приехала! – говорила между тем Сванхейд; голос ее был слаб, но глаза блестели и вид был настолько оживленный, насколько возможно для больной. – Я так ее жду.
– Кто? Астрид? – откликнулась Малфа, еще в своих мыслях.
Разве она упоминала об этом вслух?
– Да нет. Снефрид, – ответила Сванхейд, и у Малфы оборвалось сердце: Сванхейд опять впала в полубред. – Мы вместе пойдем… как в тот раз… Я тебе рассказывала, как она приезжала, когда должен был родиться Ингвар? Мы тогда уничтожили подклад, и когда я понесла, я знала, что это будет сын, и хотела, чтобы Снефрид была его вирд-коной. Кого еще можно было позвать – здесь больше и нет таких знающих женщин. Только она могла поймать и удержать его нить. Жаль, не найти было кого-то помоложе… Она умерла, и после того Ингвар тоже умер. Так бывает, поэтому свою вирд-кону хранят в тайне, чтобы никто не мог навредить… Но первым был Эйрик – он умер первым, за ним Снефрид, и тогда уж Ингвар не мог уцелеть. Они все трое были связаны одной нитью у Источника…
– Госпожа, помолчи, прошу тебя! – взмолилась Малфа, напуганная бессвязностью этой речи. – Ты слишком утомляешься! Постарайся лучше заснуть!
Сванхейд всю жизнь свою, даже в старости, славилась ясным умом и красотой речи; теперь же она несла нечто невразумительное, и Малфу пробирала дрожь. Если уж Сванхейд утратила ясность рассудка – скоро небо свалится на землю!
Может, послать за Дедичем? Едва ли он поможет – он намного моложе Сванхейд и не может ее заговаривать, но его присутствие успокоило бы Малфу.
– Я вовсе не хочу спать, – возразила Сванхейд. – Хорошо себя чувствую, даже бодро. – Говоря это, она слегка задыхалась. – Хочу ее дождаться… А в тот раз, когда она сделала Ингвара конунгом, я ее не видела. Хельги Хитрый прислал из Киева своего внука, Олега-младшего, ему было лет тринадцать или четырнадцать, а Ингвару только три или четыре. Хельги Хитрый хотел взамен получить наследника Олава – такой был у них давний уговор. Но в ту пору его наследником считался Несвет, сын от Тихомилы. Они жили далеко на востоке, уже почти на Мерянской реке. Мы послали Свенельда собирать дань и велели привезти сюда Несвета, чтобы отослать в Киев. Свенельд хотел его забрать, но Тихомила не дала. Она гадала, как ее научила мать, и узнала, что Несвет погибнет в
