В этот момент девушка поняла, что если она и не замечала никогда лорда Дорнаха, то уж он-то, несомненно, замечал ее. Бине уже было знакомо то ощущение, которое появлялось у нее в его присутствии. То же самое она испытывала в Эдинбурге, когда мужчины слишком долго не выпускали ее руку из своей, или подходили слишком близко к ней во время беседы, или говорили ей двусмысленные комплименты.
Тогда ей доставляло удовольствие видеть, что она может вызывать в них какое-то не совсем понятное ей чувство, бывшее, как она догадывалась, чисто мужской реакцией на ее женственность и привлекательность.
Но в то время как такая реакция со стороны молодых людей казалась ей забавной и лестной, проявление подобных чувств в человеке, годившемся ей в отцы, вызывало лишь отвращение. У нее возникло непреодолимое желание повернуться и убежать от него как можно дальше.
Но лишь когда отец повел лорда Дорнаха на конюшню смотреть лошадей, Бина, наконец оставшись одна, поняла, что ей следует делать. Однако ей понадобилось некоторое время, чтобы окончательно продумать план действий.
Сначала Бина решила отправиться в Эдинбург и, разыскав одну из девушек, с которыми успела подружиться во время прошлого сезона, попросить разрешения погостить у нее в доме. Но она тут же поняла, что отец отправится следом за ней и заставит вернуться домой, так что в результате ничего не изменится. Просто ее станут более тщательно охранять до того момента, пока она не отправится в церковь, чтобы стать женой лорда Дорнаха.
И тут Бина вспомнила про свою тетю, сестру матери, которую в детстве очень любила. А стоило Бине окутать какой-нибудь проект романтическим ореолом, как она уже горела желанием претворить его в жизнь!
Не успела она подумать о том, что ее тетя живет в Ницце, как в ее воображении это место сразу же превратилось в надежное убежище, тихую гавань, где отец никогда не сможет ее разыскать.
Бина подозревала, что отец даже не знает адреса тети, хотя и не была в этом уверена. Тетя, безусловно, не поддерживала с ним связи после смерти матери Бины, однако регулярно поздравляла племянницу с днем рождения и с Рождеством. Время от времени, когда их страны не находились в состоянии войны, Бина получала из Франции посылки с подарками, и это всегда было для нее настоящим праздником.
Среди подарков была пара тонких замшевых перчаток с жемчужными пуговками и сшитые монахинями муслиновые ночные сорочки с кружевными вставками такой тонкой работы, что, казалось, будто стежки на швах сделаны руками волшебницы. Были там и обшитые кружевами носовые платочки, и прочие мелочи и украшения, выбранные с большим вкусом, которые не могли не привести в восторг подрастающую девочку.
«Тетя Элспет поймет, что я не могу выйти замуж за такого человека, как лорд Дорнах, каким бы знатным и богатым он ни был!» — сказала себе Бина.
У нее было предчувствие, что когда она наконец доберется до тетушки, то найдет во Франции рыцаря своих грез!
Он будет красивым и жизнерадостным, со смеющимися глазами, и он станет говорить ей не только о своем восхищении, но и о любви.
Как же она жаждала услышать все те слова, которые не принято было произносить в доме ее отца! Она хотела, чтобы ее осыпали комплиментами, чтобы от странного, необъяснимого волнения у нее перехватывало дыхание всякий раз, когда мужчины говорили бы ей: «Вы прелестны!»
А теперь она оказалась замужем за человеком, у которого вызывала лишь глубокое отвращение!
Бина не могла даже думать о случившемся. Она с трудом удерживалась от желания закричать, что не хотела этого, что ей невыносима одна лишь мысль о будущем!
Герцог был совсем не похож на возлюбленного, представлявшегося ей в мечтах. Когда Бина вспоминала о его сухих, чопорных манерах, о том, с каким неодобрением он относился к ее склонности к преувеличениям и к хвастовству, как он осуждал ее за побег из дому, она чувствовала, что судьба сыграла с ней злую шутку.
Она сбежала от лорда Дорнаха, чтобы по воле случая оказаться замужем за человеком, который, как ей казалось в настоящий момент, ничем не отличался от него, разве что был несколько моложе.
«Что мне делать? Что мне делать?» В стуке колес, кативших по обледенелой дороге, ей снова и снова слышался тот же вопрос.
Потом у нее внезапно появилась идея.
— Как вы думаете… — начала было она, но когда герцог в первый раз за все путешествие повернул голову и посмотрел на нее, Бина отшатнулась и забилась в самый дальний угол кареты.
Его лицо было искажено гримасой бешенства. Это был уже совсем не тот флегматичный, сдержанный молодой человек, которого она с первого момента сочла довольно скучным и напыщенным.
Это был охваченный яростью мужчина, который, казалось, с трудом сдерживал себя. Он сверкнул на нее глазами и произнес холодным, враждебным тоном:
— Потрудитесь помолчать! Мы обсудим все после того, как у меня будет время обдумать создавшееся положение. А пока я не имею желания слушать вашу глупую болтовню!
Он снова отвернулся от нее и уставился прямо перед собой, и впервые в жизни Бина настолько растерялась, что смущенно притихла.
Всю оставшуюся часть пути они провели в полном молчании, пока наконец не подъехали к воротам почтовой станции.
Герцог вышел из карсты и приказал накрыть стол в отдельном кабинете, но ему сообщили, что свободных кабинетов нет и если они хотят поесть, то вынуждены будут довольствоваться общей столовой, где уже находилось несколько посетителей.
Бина с облегчением подумала, что, по крайней мере, она будет избавлена от необходимости сидеть с ним наедине в полном молчании или выслушивать его гневные выпады в свой адрес.
Девушка была подвержена быстрым сменам настроения, и после глубокого уныния, в которое ее повергла отповедь герцога, она почувствовала некоторый подъем, особенно после того, как ощутила, что очень голодна.
Как обычно, меню состояло из шотландской похлебки[10], жесткого барашка и плохо пропеченного пудинга на сале[11].
Однако поданный им сыр оказался превосходным, и Бина, со свойственным юности аппетитом, отдала ему должное.
Она заметила, что герцог лишь безучастно проглотил несколько кусочков и с кислым видом отпил глоток скверного вина, хотя это было лучшее, что имелось в погребе.
Она подозревала, что у него болела голова и что путешествие в подпрыгивающей на каждом ухабе карете было для него слишком тяжелым и утомительным.
Но он приказал ей молчать, и усилием воли она сдержала слова, готовые сорваться у нее с языка. Вместо этого она принялась разглядывать собравшихся в комнате людей и, по своему обыкновению, придумывать всякие истории про них. Ей было очень интересно, что они, в свою очередь, думают о ней.
