Дамаскус презрительно посмотрела на брата и, пожав плечами, прокомментировала:
— Мужчины всегда такие грубые!
Александрия прошептала:
— Тем самым она хотела сказать, что они писают где придется.
Тэбби, только что отпившая воды из кружки, прыснула, и у нее изо рта вылетел фонтанчик брызг, сильно смутив ее.
— Ой, она краснеет! — с восторгом сообщил Алекс.
— Ты такое говоришь… — Она повернулась к Александрии, весьма довольной собой.
— Да я ради смеха. Я и тебя научу. Если кто-то из сестер или братьев что-нибудь скажет, я буду тебе переводить, что это значит на самом деле, — пообещала она
Когда ужин кончился, Алекс поднялся из-за стола и предложил Тэбби вина. Трой оглушительно расхохотался. Алекс повернулся и холодно посмотрел на брата.
— Не желаешь ли выпустить свою энергию другим способом?
Александрия прошептала:
— Он имеет в виду: не пора ли ему навестить свою проститутку.
Парис посмотрел через стол.
— Александрия, твой шепот очень хорошо слышен. Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы ты перестала просвещать нашу гостью.
— Переведи, — прошептала Тэбби.
На этот раз Александрия пробормотала очень тихо:
— Теперь я знаю, что такое наказание судьбы, — смерть матери при рождении двух ужасных близнецов.
Тэбби посмотрела на маленькое личико, усыпанное веснушками, и ощутила какую-то неуловимую связь между собой и новой подругой.
После ужина девочки без колебаний приняли ее в свои игры. Как замечательно участвовать в общем веселье, слушать разговоры о поклонниках! Ей все больше нравилось в этой компании, а Александрия казалась ее кровной сестрой. Тэбби была счастлива, пока не вспоминала о Парисе. Ну зачем ему понадобилось брать ее в плен? Почему ее дружба с Кокбернами должна быть омрачена этим ужасным поступком?
Тэбби взбиралась по лестнице в спальню Париса, через которую можно было попасть в ее комнату, а он поднимался следом. От его близости ее охватила паника, сердце дико забилось. Он обогнал ее и открыл перед нею дверь. Комната неузнаваемо преобразилась. Половики были убраны, и пол устилал красивый ковер. Кровать накрыта шкурами белоснежного песца, лампы не только освещали все вокруг, но и источали ароматы масел. На столике около кровати стояли хрустальный бокал и графин с вином, а рядом лежал отделанный серебром комплект щеток и гребней для волос. Тэбби недоверчиво огляделась — с чего бы это? Ноги задрожали, но она решила, что будет последней дурой, если выкажет свой страх. Лучше изобразить гнев.
Склонившись в полупоклоне, Парис пропустил ее вперед и торжественно произнес:
— Комната моей леди.
— Вы хотите сказать — тюрьма? — усмехнулась Тэбби.
— Я думал, здесь все необходимое для дамы. Я что-нибудь упустил?
Она быстро соображала, как бы посильнее уязвить своего тюремщика и дать понять, что все его усилия напрасны.
— В Эдинбурге у меня была собственная ванна, — сказала она величественно и, пытаясь еще что-то придумать, неуверенно добавила: — и… у меня было маленькое ручное зеркальце, я его очень любила.
Парис насмешливо поклонился и процедил сквозь зубы:
— Вот сучка.
Тэбби покраснела.
Когда он ушел, миссис Холл, ожидавшая девушку, чтобы уложить ее в постель, воскликнула:
— Смотри-ка, ты уже крутишь им как хочешь!
— О миссис Холл, да он просто зверь, ему нравится видеть мой страх! Он как охотник, преследующий добычу, а я совершенно беспомощна. Я очень надеюсь, что вы сумеете выжить в этих ужасных условиях. Мне искренне жаль, что вы из-за меня попали в такое сложное положение.
— Да что ты, девочка! Замечательное место! Дел-то у меня тут — за твоими нарядами последить да за тобой, а это разве работа? Одно удовольствие. Еды полно, стол ломится. А слушать сплетни слуг — наслаждение для моих ушей. Указания мне дает только его светлость, про тебя не велено ни с кем разговаривать. Ты вроде как подруга его сестер из Эдинбурга, которая приехала погостить.
— Эдинбург… — вспомнила вдруг Тэбби и вздохнула. — Боже мой, я и подумать не могу, что там творится, как там мой несчастный, бедный муж! Он сходит с ума, а когда узнает про выкуп в двадцать тысяч золотом, будет готов убить всех, и в первую очередь меня! Какой ужасный способ отплатить ему за оказанную мне честь! Миссис Холл, я должна убежать отсюда и вернуться к мистеру Абрахамсу. Чтобы ему не пришлось платить выкуп. Вы мне поможете, и я попытаюсь уговорить близняшек. Александрия — мой друг, а Алекс — очень милый мальчик, я чувствую, он понимает, что такое справедливость.
— Ну ладно, пора в постель. Утро вечера мудренее. Тэбби уже засыпала, когда Александрия вдруг ворвалась к ней в комнату.
— Быстро, Тэб, давай мои бриджи. Мы собираемся в набег. Ну, просто, чтобы украсть что-то, понимаешь? Парис приказал ехать Александру — сегодня не очень опасное дело. А это все равно не для Алекса, так что я поеду вместо него.
— О, не может быть! — забеспокоилась Тэбби.
— Да ничего особенного! Никто не поймет, мы же с ним абсолютно на одно лицо. Просто я лучше держусь в седле и стреляю.
— Но это опасно! — вытаращила глаза Тэбби.
— Никакой опасности. Мы поедем через границу, в Англию.
— В Англию?!
— Но это ведь не за тысячи миль отсюда. Мы поедем прямо на побережье, в Бервик-он-Твид, не больше восемнадцати миль отсюда. Там очень богатые поместья.
— Выходит, он собирается что-то красть?
— Александрия задиристо подмигнула.
— Он ведь и тебя украл, правда?
Последние остатки сна улетучились. Завернувшись в шаль, Тэбби вышла из спальни. Она ужасно волновалась за Александрию, отправившуюся на опасное дело. И… о других тоже, вынуждена была признаться она себе. Странное чувство поселилось у Тэбби в душе. Она бы определила его как любовь-ненависть. Все здесь были единой семьей, которой у нее никогда не было, и она уже начинала чувствовать себя частью этой большой семьи. Ей и раньше приходилось слышать страшные рассказы о жителях приграничных земель, глубокой ночью выезжавших на большую дорогу. Однако она до конца не верила им, считала, что это сказки и на самом деле ничего такого нет. А вот теперь она видит своими глазами: Парис Кокберн — вор, он процветает именно потому, что нарушает законы и правила. Он сам себе закон. Нет, ей просто необходимо вырваться из лап этого человека! Но глубоко-глубоко в душе ей хотелось остаться. Какое опасное желание! Если она проживет здесь еще какое-то время, ей уже никогда не оторваться от этой семьи, затягивающей ее, окутывающей теплом, обволакивающей нежностью, с которой здесь все относятся друг к другу, пусть на первый взгляд она кажется грубоватой.
