Это было великое и волнующее предсказание. И мы не представляли, как оно может быть выполнено.
Я вспомнила о нем снова, когда британские воины стали съезжаться на праздник в замок. Здесь были люди, подобные Герайнту и Агриколе, которые говорили на латыни и носили знаки отличия, полученные от предков, награжденных ими во времена Империи. Были и грубые, неотесанные, но храбрые и достойные воины, которые приехали из восточных крепостей, выстроенных их предками на вершинах холмов. Рыцари, одетые в домотканое платье и шкуры, они никогда не знали грамоты, а пели и орали друг на друга на языке кумбрийцев.
Пеллинор из Рекина был одним из них. Воин, отдававший свое время женщинам в надежде найти воплощение богини, он ввалился в комнату, веселый и взбодрившийся элем.
Я поприветствовала Пеллинора, помахав рукой, и он сразу же подошел ко мне.
– Прекрасный шелк, госпожа, – заметил он, дотрагиваясь рукой до края моего дамасского шарфа. – Очень подходит королеве, правда?
Я кивнула в знак согласия и оглядела залу. Ее вычистили и прибрали. На старых, кое-где треснувших стенах висели флаги и щиты, а в старинные светильники вставили новые факелы.
Каждому члену Братства предназначался стул, а за его спиной располагались его люди. Слуги и дети бегали, выполняя поручения, между столами или перебегали через пустое пространство в центре. Воздух гудел от разговоров.
– Кто-то прячется за этой драпировкой, госпожа, – прошептал Пеллинор, вытаскивая свой нож, и припал к земле, готовый к прыжку.
Я вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на большой пестрый ковер, который Кэй повесил у нас за спиной. Краски на нем были яркие и многоцветные, в середине ковра – темно-бордовый орнамент с серебряными звездами. Мне стало интересно, где его нашел сенешаль, а в это время Пелли прыгнул вперед и, отогнув край ковра, воинственно закричал:
– Ну-ка, покажись! Что ты там прячешься, свинья?
Из-под ковра на воина уставилась пара сов, а Пеллинор разразился проклятиями.
– О, Пелли! Это же просто птицы!
Я рассмеялась и над изобретательностью Кэя, и над замешательством Пелли и обрадовалась, когда старик тоже добродушно рассмеялся. После того как отошел Пелли, я стала внимательно рассматривать ковер, подумывая, не постелить ли его в спальне, а потом посмотрела на Артура.
Отдохнувший и спокойный, он сидел, откинувшись на спинку своего резного стула с обманчивой небрежностью бывалого воина. Я сшила ему новую красную куртку, и цвет факелов переливался и отражался на ее вышитой отделке. На руках Артура были надеты золотые браслеты, унизывавшие руки почти до локтей, а на пальце у него было кольцо – символ государственной королевской власти. В мерцающем свете казалось, что темно-красный с золотом дракон обвивается вокруг его пальца. Артур выглядел как человек, который несет свой королевский сан с достоинством, и я снова подумала, как мне повезло. Когда зал заполнился, трубач протрубил звучный призыв, и краски заиграли на круглом столе. Я, ничего не понимая, следила за фигурой двигающегося человека, не узнавая акробата, который выступал на нашей свадьбе в прошлом году.
– Дагонет был с нами в походе, – шепнул Артур, наклонившись ко мне. – Он доблестно служил как пеший воин, но его веселые ужимки у лагерного костра оказались более полезными. За остроумие Гавейн прозвал Дагонета королевским шутом.
– Ваше величество, – закричал Дагонет, низко склоняясь перед нами, – позволите ли вы, чтобы я вел этот праздник, потому что чародея нет, он где-то ходит, – развлекая людей?
Шут показывал в танце последние подвиги участников похода – он изображал то хвастливого воина, то умирающего врага. Представляя кузнеца, в услугах которого нуждались постоянно, Дагонет чинил погнутый меч с таким удовольствием, что ухитрился ударить большой палец о воображаемую наковальню, и даже комически изображал верховного короля, ведущего на врага своих рыцарей на конях, а закончил показом триумфального возвращения в Силчестер.
– И все это, – закричал Дагонет, заканчивая выступление, – все это для нашего дела, для процветающей Британии, верной королю Артуру и освобожденной от завоевателей.
Я тоже смеялась и хлопала в ладоши, когда Дагонет раскланивался, думая о том, что шут может быть очень полезен, если будет напоминать людям о наших великих целях.
– А теперь, мои друзья, – объявил шут, – пришло время выразить наше почтение их светлостям и получить подарки каждому доблестному воину, чтобы можно, было смело сказать, что Артур самый щедрый из королей.
Первым среди героев был Гавейн. Когда Дагонет поведал о его схватке с ирландским воином, зал загремел от аплодисментов: принц Оркнейский не победил Мархауса, но он гордился тем, что дрался с ним, пока они оба не упали. Когда Артур снял с руки свой самый широкий золотой браслет, Гавейн ухмыльнулся и заулыбался, напомнив мне проказливого мальчишку, каким я знала его в детстве.
Кэю достался изысканный браслет, потому что сенешаль любил такие вещи, даже если они когда-то принадлежали кому-то другому. Красивое золотое ожерелье отложили для Бедивера, который отдал руку на службе своему королю. Советник короля был ранен слишком тяжело, чтобы присутствовать на празднике, но все видели, как заботится о нем Артур.
Итак, мужчины выходили вперед, чтобы получить то, что им предназначалось, становились на колено и благодарили нас каждый по-своему. Пеллинор и Ламорак, Грифлет и Герайнт, Кадор из Корнуолла, Паломид и Пеллеас. Назывались имена и раздавались награды.
Я удивилась, когда Дагонет назвал имя Акколона Галльского. Это был молодой воин, который пришел служить Артуру, но был соблазнен феей Морганой. В моем воображении всплыл образ моей золовки, похожей в бешенстве на разозлившуюся дикую кошку.
Увидев Акколона, я подумала, что, может быть, Моргана умерила свое раздражение, или что его стремление к воинской славе было сильнее любви к ней.
Боре из Бретани был следующим, кого удостоили награды. Он быстро пересек пространство перед нами и попросил разрешения представить своего кузена Ланселота. Я подалась вперед, желая увидеть героя, который воспитывался в святилище.
Факелы горели неярко, и в их свете я увидела Кевина, мою первую юношескую любовь. Он вышел вперед и в знак уважения преклонил колено. Я разглядывала темноволосую голову, склоненную перед нами. Я отчетливо слышала удары своего сердца и перевела дыхание только тогда, когда заговорил Артур и незнакомец поднял голову.
У Ланселота было такое же треугольное лицо, как у Кевина, высокий лоб и голубые, широко посаженные глаза под копной черных волос. Но сходство между ними было незначительное, потому что рот незнакомца казался полным и чувственным, совсем непохожим на рот Кевина. И уж, конечно, он не был хромым, как юноша-ирландец.
