Она повернулась, собираясь уйти, и вдруг услышала:
— У меня и в мыслях не было подвергать жизнь вашего сына опасности. Хочу, чтобы вы это знали.
Эйприл уставилась на него. Это что, извинение или оправдание своего поступка?
— Я знаю только то, что смертельно боюсь потерять ребенка, — сказала она, глядя на Маккензи в упор. — И, как вы догадываетесь, согласна на все, лишь бы ему было хорошо.
Его взгляд на мгновение смягчился, однако через секунду вновь стал непроницаемым. Неторопливо, но твердо ступая, Маккензи пошел к лошадям. Осмотрев содержимое седельных вьюков и провиант, он пересчитал патроны и, кажется, остался доволен. Нашел в одном из вьюков свежую рубашку, надел ее и сразу преобразился. Его гибкое, мускулистое тело притягивало взгляд. Привязав к ноге острый как бритва нож, он сходил к ручью, наполнил водой походные фляги. Эйприл любовалась его ловкими, уверенными движениями. Грациозный, но опасный хищник, подумалось ей. Маккензи снял с лошадей путы и коротко бросил:
— Пора!
Эйприл хотелось отдохнуть еще, но она понимала, что просить бесполезно.
— Можно Дэйви поедет со мной?
— Нет! Со мной надежнее, — отрезал Маккензи тоном, не терпящим возражений.
Лошади мчались во весь опор. Маккензи скосил глаза на Эйприл. Как она? Похоже, выдюжит… Люди Пикеринга не догонят. Это точно. Не привыкли к жаре и лишениям. К тому же им не под силу разыскать горные тропы.
Ладно, доберутся до деревушки навахов, а уж дальше он поедет один. Навахи ему обязаны: однажды он спас их от гибели. Маккензи вспомнил времена, когда ему довелось служить проводником у полковника Кита Карсона. Чернокожий Карсон был одержим идеей покорить гордых навахов. Был бы белый — куда бы ни шло! Но ведь вынудил навахов переселиться на тощие, неплодородные земли в Боск-Редону, что на востоке Нью-Мексико. Тяжко вспоминать об этом. Получилось, он, Маккензи, родной им по крови, стал невольным виновником их бед. Тогда ему удалось спасти от переселения лишь несколько семей. Выхлопотал им с помощью Вейкфилда разрешение остаться. С тех пор он у них желанный гость.
Маккензи бросил взгляд на Эйприл. Было заметно, что она держится из последних сил. Сутки в пути — и ни единой жалобы. В душе, наверное, его проклинает. Что ж, ничего удивительного. Да, но тогда как понять ее жест? Подошла, помогла перевязать раны. А он так растерялся, что даже не поблагодарил ее. А потом вдруг взялся убеждать, что у него и в мыслях не было обидеть ее сына. Правда, получилось бестолково.
А этот полковник-негр… Забыть бы навсегда о Ките Карсоне! Легко сказать…
Ну почему, почему все так нелепо вышло? Потерял все, что добыл нелегким трудом, что любил и ценил. Наивный дурак!
Надеялся, что жизнь наладится и у него будет семья. Изгой он… Изгой до конца своих дней. А, да ладно! Но вот лишить его свободы не позволит никому. Будет жить, как отец. Один, в горах. Но сначала нужно устроить Мэннингов в надежном месте. Мэннинги… Досталось им по его вине, однако у него не было выбора. А что, если бы она подняла шум? Разбудила бы часовых…
Мальчик спал, прильнув к нему. Маккензи с нежностью обнял его и пустил коня быстрой рысью.
Они спешили. Нужно было как можно скорее добраться до деревушки навахов. Почти не слезали с лошадей. Наспех перекусив, снова пускались в путь. Дэйви держался молодцом, не хныкал и не канючил. Как-то Эйприл услышала странные звуки. Встревоженная, она стегнула лошадь, а подъехав ближе, не поверила своим ушам. Маккензи негромко напевал, убаюкивая Дэйви. Слов она не разобрала, но показалось, будто он поет о том, как разгорается заря и сквозь туманную дымку проступает дивной красоты пейзаж. Песня внезапно оборвалась. Видно, Маккензи почувствовал, что она рядом.
Эйприл уже потеряла счет времени, когда они остановились у небольшого озерца, окруженного деревьями.
Она с трудом слезла с лошади. Ноги подкашивались. «Сейчас упаду! » — мелькнуло в голове. Маккензи рванулся к ней, подхватил под локоть, помог удержаться на ногах. Мужское прикосновение вызвало в ней ощущение защищенности, надежности и еще чего-то непонятного, наполнившего всю ее приятным теплом. Похоже, она ему небезразлична. Или это ей показалось? Эйприл подняла на него глаза и встретила совершенно отстраненный взгляд. Так и есть! Она ошиблась.
— С вами все в порядке, мэм? — спросил он.
Нет, только подумать! Бессонные ночи, холод, жажда, душа изболелась за Дэйви… А он спрашивает, все ли в порядке?! Это просто смешно. Эйприл нервно рассмеялась. А он протянул руку, ласково провел ладонью по ее волосам, и вот тут она не сдержалась, вернее, нервы не выдержали. Не помня себя от возмущения, наотмашь ударила его по щеке. Наступила гнетущая тишина. Потупив взор, испуганная Эйприл ждала, что сейчас он даст волю гневу.
— Вы смелая женщина, миссис Мэннинг.
Эйприл опешила. Всего-то? Ей почудилось даже, будто он доволен. Она решилась поднять на него глаза. Маккензи с уважением смотрел на нее.
— Признаться, я ждал этого. — Он усмехнулся. — А вы, оказывается, не обделены физической силой.
Эйприл смотрела с ужасом на его щеку — пятерня проступила алыми пятнами.
Она молчала. Что с ней происходит? Поднять руку на человека! Дважды за последние дни!
— Простите, простите меня, — смятенно прошептала она. — Я…
— Не надо! сделал он останавливающий жест. — Вы устали. Я понимаю. Отдохните. Вам нужно поспать. Я присмотрю за мальчиком.
Дэйви смотрел на них исподлобья. Потом, подойдя к матери, сказал:
— Мама, ты считаешь, Маккензи плохой? А мне он нравится.
Обняв сына, она вздохнула.
— Сынок, я очень устала. Маккензи… — она помедлила, — он и мне нравится.
Мальчик просиял. Эйприл давно заметила, что сына тянет к Маккензи. Они на удивление быстро подружились. Что ж, размышляла она, немудрено — у ребенка никогда не было такого друга, который все знает, все умеет. Надежный, старший товарищ.
Она вдруг почувствовала дурноту, противную слабость. Собрав все силы, сделала попытку удержаться на ногах, но в глазах потемнело, и она рухнула на землю. Маккензи поднял ее на руки, отнес в тень под дерево. Затем, сняв башмаки, долго массировал ступни, лодыжки. Смущенная, растерянная, она чувствовала, как боль постепенно отступает.
— Вам нужно отдохнуть, — повторил он. — Я присмотрю за Дэйви.
Эйприл закрыла глаза и мгновенно уснула.
«Вот и хорошо, — подумал Маккензи, — хоть отоспится». Он восхищался ее выдержкой, молчаливым терпением. Ни разу не вспылила, стойко переносит все трудности. Подумать только, сама извинилась перед ним, а ведь он заслуживал пощечины, как-никак по его милости она терпит такие лишения.