Глава 37
1930
Марианна Вингейт была чрезвычайно занятой женщиной, испорченной деньгами и вниманием окружающих до мозга костей. Но хотя она смотрела на жизнь весьма своеобразно и относилась к людям свысока, дурой она не была. Она догадалась, что у Бака завелась женщина на стороне, но поначалу хранила молчание в надежде, что любовница быстро надоест мужу, как это почти всегда бывает. В сущности, беспокоиться было не о чем – она прекрасно знала, что мужчины время от времени нуждаются во внимании подобных особ, с которыми расплачиваются за оказанные услуги не слишком дорогими подарками или чаще всего просто наличными. Она ничуть не сомневалась, что ни один мужчина, принадлежавший к высшему обществу, никогда не женится на подобной женщине. Таким образом, Марианна ни в коем случае не считала, что ее позиции как законной жены хоть в малейшей степени подорваны. Но проходил месяц за месяцем, отлучки мужа становились все более частыми, а дверь, разделявшая их спальни, оставалась запертой с его стороны. И вот тогда Марианной овладел страх – случайная связь ничего не значила, но длительная привязанность могла обернуться настоящим бедствием для всей семьи.
Марианна припомнила все те усилия, которые пришлось затратить на то, чтобы карьера Бака развивалась как было задумано, и решила докопаться до сути происходящего. Она договорилась с чрезвычайно респектабельным детективным агентством, где умели хранить секреты клиентов, и приставила к мужу детектива, которому вменялось в обязанность следить за каждым шагом Бака. Она была просто поражена той скоростью, с какой получила ответ от агентства, – оказалось, что Бак не особенно стремился заметать следы. Но еще больший шок она испытала, когда узнала имя соперницы.
На несколько дней Марианна была совершенно выбита из привычной колеи – она лишь ходила кругами по своей роскошной гостиной, словно разъяренная тигрица, и обдумывала планы дальнейших действий. Бака опять не было дома – он уехал на ранчо к этой девке и, по подсчетам Марианны, ездил туда уже больше года. Благодарение Богу, что ранчо находилось на отшибе и они пока еще не дошли до того, чтобы афишировать свои отношения перед всем Сан-Франциско. Марианна вспомнила, что как-то раз видела Франческу Хэррисон на приеме в отеле «Эйсгарт», и должна была признать, что та красива, а ее репутация могла лишь сыграть ей на руку в глазах Бака. Марианна чувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах. Она работала не меньше его, чтобы он смог в будущем баллотироваться в президенты, а теперь, значит, все должно пойти прахом? Ну нет, решила она, необходимо что-нибудь предпринять.
Субботу и воскресенье Фрэнси с Баком проводили на ранчо. Этот небольшой непритязательный домик сделался для них родным, а комната Фрэнси стала их общей комнатой – его одежда висела у нее в гардеробе, а его сапоги для верховой езды стояли в коридоре рядом с сапогами Фрэнси. Черный нервный жеребец Бака по кличке Аристократ делил конюшни с любимицей Фрэнси Аппалузой, книги Бака теперь красовались на книжных полках Фрэнси, его бумагами был завален ее письменный стол, а бритвенные принадлежности занимали место на туалетной полочке в ванной. Прошло ровно два года со дня их встречи в Париже, а Фрэнси была по-прежнему без ума от Бака, и вся ее жизнь зависела от тех украденных у работы и семьи часов, которые он проводил с ней. Она свято соблюдала данное самой себе слово не требовать от судьбы большего, но со временем обстоятельства переменились. Она слишком привязалась к Баку.
Был вечер пятницы, и он скоро должен был приехать из Сан-Франциско. Фрэнси поджидала его, прогуливаясь под навесом у порога, и поглядывала на дорогу. Неожиданно лицо ее озарила улыбка, потому что она вдруг представила себе, сколько у нее разных поводов для того, чтобы быть счастливой, – например, это ранчо со всеми прилегающими к нему угодьями, на которых паслись отборные коровы и вызревал драгоценный виноград из Франции; затем у нее был прекрасный дом в Сан-Франциско и работа в благотворительных учреждениях, облегчавшая жизнь обездоленным детям; она была богата и имела двух близких друзей, готовых ради нее на все, – Энни и Мандарина, и, наконец, самое главное – у нее был любимый человек, который отвечал ей взаимностью, и вот теперь она вынашивала под сердцем его ребенка.
На секунду ее глаза затуманились, потому что ей вспомнился красивый и такой любимый Олли, – она с радостью отдала бы все, чем владела, если бы это могло вернуть мальчика к жизни. Обстоятельства его смерти оказались настолько ужасны, что любое воспоминание о гибели сына надолго выбивало ее из колеи и доставляло непереносимую боль. Она запретила себе думать о той страшной ночи, но сын всегда находился в ее сердце, и они с Энни часто разговаривали о нем. Она хорошо помнила, как он родился. Это случилось здесь же, на ранчо, и тогда у ее изголовья были друзья – Энни и Мандарин, но не было отца ребенка. И вот теперь она снова беременна, и вновь у ее ребенка, когда он родится, не будет отца.
Радостное настроение, с которым она ожидала приезда Бака, улетучилось под воздействием неумолимых фактов. Ей никогда не хватит характера настоять на разводе Бака с женой, а ведь предстоит еще подумать о будущем ребенка. Фрэнси тяжело опустилась на ступени лестницы, закрыла глаза и почувствовала, как к ней подступает такое знакомое, но позабытое в последнее время одиночество.
Бак увидел Фрэнси. как только вырулил на своем маленьком «форде» из-за поворота, и нажал на клаксон, чтобы поприветствовать ее. Пронзительный звук вспугнул рассевшихся на деревьях птиц, которые тучей поднялись с ветвей, и заставил зайтись от лая всех окрестных собак. «Форд» завернул во двор и, скрипнув тормозами, остановился. Бак выскочил из машины и бросился к лестнице, где на самой верхней ступеньке в расслабленной и какой-то слегка обиженной позе сидела Фрэнси. Сердце Бака привычно екнуло, и он в который раз подивился этому факту – ведь с момента их сближения в Париже минуло ровно два года. Они крепко обнялись и прижались друг к другу.
– Слишком долго без тебя, – тихо проговорил он, зарывшись лицом в мягкие пушистые волосы, – уже месяц, как мы с тобой не виделись.
Взявшись за руки, они вошли внутрь, и он сразу же почувствовал себя дома. Здесь, как всегда, все оставалось по-прежнему. Конечно, какие-то перемены время от времени совершались – то к дому пристраивали новую комнату, то на стене появлялась новая картина, а на окнах – непривычные из-за новизны шторы. Но душа дома, его скрытая сущность, изменений не претерпевала. Натертые воском полы сверкали, оконные стекла были настолько чисты, что казалось, их не было вовсе, в многочисленных ярких вазах тут и там стояли большие букеты полевых цветов, а весь дом благоухал жимолостью, лавандой и пирогом с вишней, над которым в кухне колдовала Хэтти.
