Сохраняя следы прежнего величия, особняк безнадежно обветшал, оброс плющом, который продолжал разрушение, начатое людьми и продолжаемое временем, но радовал глаз буйством красок, от кармина до пурпура и нежно-розовых оттенков.
Белые цветки жасмина казались золотистыми от солнца. Ближе к дому, где еще угадывались клумбы, росло множество белоснежных калл с сочными упругими лепестками.
К дому вела аллея из апельсиновых деревьев, также в цвету. Флердоранж, столь высоко ценимый европейскими невестами, присутствовал здесь в изобилии.
Продравшись через заросли кустарника, Андре с Томасом подъехали поближе к дому.
Он отличался гармоничностью форм, которой, как успел заметить Андре, проезжая по Порт-о-Пренсу, так недоставало, по понятиям европейца, большинству местных особняков. Не случайно особняк являлся предметом гордости Филиппа де Вилларе.
Дом был двухэтажный, с лестницей в форме подковы, которая вела на опоясывавшую его открытую террасу. В большом балконе, на который выходили четыре окна второго этажа, местами был выломан пол, перила покосились.
Желтая черепица обсыпалась с крыши, теперь ее обломки валялись на земле и успели обрасти травой. Стены дома, колонны, крыша были искалечены безобразными пробоинами, которых не могло оставить время. Это было дело рук вандалов.
Двери парадного входа еле держались, местами они покрылись плесенью, а кое-где поросли плющом.
Разительный контраст развалин с цветущими растениями наводил тоску. И хотя природа с радостью заполняла места, освободившиеся для нее благодаря печальным событиям человеческой истории, Андре вспомнил евангельское выражение «мерзость запустения». Пожалуй, ничто не могло произвести на него более тяжелого впечатления.
Андре с Томасом спешились, и молодой француз вошел в дом, осторожно ступая по ненадежным половицам.
Его уже не удивило, что дом полностью разграблен, в комнатах не осталось ни одного предмета мебели. Углы густо поросли паутиной, на полу валялись обломки упавшей с потолка штукатурки.
Часть дома, очевидно, обгорела, стены почернели и обуглились.
Быстро завершив осмотр, Андре не без удовольствия вернулся в сад.
— В доме наверняка ничего нет, — сообщил он Томасу.
Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они подъехали к плантации де Вилларе.
Мужчины молча пошли по саду.
— Сюда никто не ходи! — заметил Томас на своем ломаном языке. — Злые духи!
— Духи? — переспросил Андре. — Какое они имеют к этому отношение?
Вместо ответа Томас повернулся и указал на крыльцо. На колонне, среди плетей плюща, Андре, присмотревшись, заметил побелевший сук какого-то дерева, а может быть — кусок веревки.
— Что это? Что ты мне показываешь? — спросил Андре, испытывая необъяснимое волнение.
— Педро уанга — черная магия — зло, — скороговоркой выпалил Томас.
— Глупости, — возразил Андре. — Я не верю в такие вещи, они действуют только на тех, кто в них верит. Ты к моему делу не имеешь отношения, значит, тебе злые духи не повредят. А мне они безразличны, следовательно, и для меня опасности нет. Поэтому все в порядке, — с нажимом сказал Андре, стараясь ободрить слугу. — Не забивай себе голову всякой чепухой!
Заметив, что огорчил Томаса, Андре постарался смягчить свое замечание, возможно, оказавшееся бестактным.
— Прости, Томас, — с сожалением сказал он. — Возможно, я сам напугался не меньше твоего. В этой стране начинаешь легко верить в магию, хоть в черную, хоть в белую…
— А вы подойдите поближе, мсье, — перебил его Томас.
Последовав совету слуги, Андре рассмотрел на колонне веревку толщиной в мужское запястье.
Веревка длиной около двух футов была выкрашена в светло-зеленый цвет, ее концы связывал клочок цветной шерсти, в которую был вплетен пучок цветных перьев, очевидно петушиных.
Часть веревки была покрыта белым налетом вроде плесени, Андре снял его пальцем. Один конец был измазан чем-то коричневым. Андре был уверен, что это запекшаяся кровь.
— Что это, по-твоему? — спросил Андре, почему-то перейдя на шепот.
— Говорю вам, мсье, это зеленая змея Педро уанга. Сильное колдовство — черная магия!
— Откуда она здесь взялась? — удивился Андре.
— Я не понимаю. Я только скажу: кто-то знал, мсье приедет.
— Кто об этом может знать? — растерянно спросил Андре. — Откуда?
Томас взглянул на горы, загадочно ответил:
— Все знают. Разговор барабанов.
— По-твоему, местным колдунам вуду уже известно, что я направляюсь на плантацию де Вилларе? — уточнил Андре. Томас молча кивнул.
— В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, — заметил Андре.
Он долго в задумчивости разглядывал веревку и убедился, что висит она здесь недавно.
С гадливостью прикоснувшись к запекшейся коричневой корке и нажав посильнее, Андре заметил, что она еще не совсем высохла. И это, без сомнения, была кровь!
Кроме того, колонна, к которой привязали веревку, была очищена от плюща, тогда как вторая скрывалась под ним целиком.
Очевидно, веревка, изображавшая змею, появилась здесь совсем недавно, возможно, лишь сегодня утром, в крайнем случае, вчера вечером.
— Я ничего не понимаю, Томас, — признался Андре. — Знаю одно; все это мне очень не нравится.
— Не волноваться, мсье, — успокоил Томас. — Найти хороший папалои — дело будет хорошо!
— А что это такое? — не понял Андре.
— Человек.
— Его зовут Папалои?
— Папалои — не имя, — кратко сообщил Томас. — По-вашему, священник, у нас — папалои.
Андре пришел в замешательство.
— Ты что, собираешься разыскать колдуна вуду?
— Конечно! — кивнул Томас.
— Он снимет порчу, которую несет змея? — догадался Андре. — Нам нужен колдун, занимающийся белой магией?
— Так, мсье.
— Мне это кажется самой вопиющей… Вдруг Андре вспомнилась главная заповедь Жака: чтобы стать похожим на мулата, он должен мыслить как мулат.
— Ну хорошо, потеряем пенни, выиграем фунт! — пробормотал он английскую пословицу, смысл которой был едва ли понятен черному слуге.
Чтобы не выдавать в себе иностранца, он должен следовать местным обычаям. А на этом острове жители привыкли по всякому поводу обращаться к колдовству. Что ж, придется последовать их примеру.
— А где же ты найдешь своего папалои? — спросил он Томаса.
— Найду. — Слуга был, как всегда, немногословен.
— Хорошо, я согласен, — кивнул Андре. — А пока дай-ка я сниму эту дрянь!
Содрав со столба веревку, он забросил ее в густые заросли кустарника поблизости от дома.
— Вот видишь, она, по крайней мере, не взорвалась, — улыбнулся он.
Однако, посмотрев на Томаса, он заметил, что тот помрачнел.
