Они обрушились друг на друга с взаимными оскорблениями, и поведение их — Роджер понимал это — было недостойным, но и мать, и сын дали волю своему темпераменту.
После он вспоминал об этом со стыдом. Ведь ему должно было служить примером поведение отца в любых обстоятельствах, его самообладание и уравновешенность.
Роджер обожал отца и старался походить на него, однако в его жилах текла и материнская кровь. Он унаследовал от нее чувствительность, импульсивность и вспыльчивость. Элворты были известны своим необузданным темпераментом, отсутствием какого-либо сдерживающего начала в характере. Они фигурировали во всех публичных скандалах на протяжении последних пяти столетий, и Роджер знал, что это была только видимость, будто отец не ведает, каким образом развлекается его супруга.
— Вы не изменились ни на йоту, милорд! — с удовлетворением отметил Ходжес, помогая молодому хозяину облачиться в туго облегающую белую рубашку с высоким, жестко накрахмаленным воротничком.
— Я уже забыл, как чертовски стесняет эта одежда, — признался эрл.
— Зато очень вам идет, милорд, и вы выглядите в ней настоящим джентльменом.
Роджер не мог удержаться от смеха.
— Значит, я не был похож на джентльмена в том виде, в каком сюда явился? Что ж, вероятно, ты прав. Попав в Рим, надо вести себя, как римляне!
Он сунул белоснежный платок в нагрудный карман.
— Мисс Сэлвин обедает внизу? — поинтересовался он.
Ходжес озадаченно взглянул на своего хозяина и лишь потом ответил:
— Вышивальщица? О нет, конечно, нет. Она кушает у себя, милорд.
— Что ж, тогда нам предстоит приятный ужин в узком семейном кругу, — с циничной усмешкой бросил граф и направился к двери, чувствуя на себе восхищенный взгляд старого слуги.
Так совпало, что как раз в этот момент Алинда заканчивала ужин в своей маленькой гостиной.
Люси накрыла столик белой скатертью и поставила посередине массивный серебряный канделябр. Если честно сказать, он не очень подходил для стола таких размеров, но Алинда ничего не сказала.
Обслуживая Алинду, Люси болтала, не умолкая.
Конечно, этого она не должна была делать, и если б миссис Кингстон узнала, то горничная получила бы строжайший выговор. Однако, мучимая любопытством, Алинда не пыталась остановить словесный поток, льющийся из ротика Люси.
— Что творится, вы не поверите, мисс! — сказала Люси, подавая суп. — Весь дом просто стоит на голове. Представляете, мистер Хэнсон выдворен из своей комнаты! Хотела бы я услышать, что он сказал по этому поводу!
Алинда не откликнулась, и Люси продолжала:
— Но это очень даже справедливо. Мы все так считаем. Спальня хозяина есть спальня хозяина, и посторонним там нечего делать!
Алинда улыбнулась, подумав, что это не собственные слова Люси, а, без сомнения, повторение сказанного дворецким или миссис Кингстон.
— А долго ли пробыл здесь Хэнсон?
— Больше двух лет. Из-за него его милость и уехал в дальние края.
Люси подошла к двери. Другая служанка протянула ей поднос со вторым блюдом и забрала пустую суповую чашку.
На второе был жареный цыпленок с грибами и гарниром из разных овощей, а также два соуса. Люси с сосредоточенным видом расставила все это на столике перед Алиндой и поэтому на короткое время умолкла.
Затем ее прорвало:
— Никто не принимает его за джентльмена, я вам точно говорю, мисс!
— Почему же? — осведомилась Алинда.
— А он отдает приказания совсем не как джентльмен, ну и еще из-за других поступков.
— Что ты имеешь в виду?
— Есть вещи, о которых я не могу рассказать вам, мисс.
И Люси оставила Алинду доедать ужин в одиночестве.
Алинда почувствовала, как она проголодалась, пропустив, увлекшись работой, чай.
Еда была превосходной, но все же мысли ее были далеки от выставленных перед ней яств. Ее заинтриговало то, что сказала Люси, вернее, о чем она умолчала. Ее мысли занимал человек, с которым она столкнулась в спальне герцогини, Когда граф отвернулся от окна и Алинда увидела его лицо, то ей он показался даже красивее, чем на портрете в комнате своей матери. Однако отличие было столь велико, что если б она встретила его не в родном ему Кэлвидоне, а где-нибудь в другом месте, то могла бы его и не узнать.
На портрете был изображен молодой человек, вроде бы счастливый и живущий в согласии с окружающим миром. Лицо же мужчины, стоявшего у окна, было мрачным, недобрым, с налетом горечи и цинизма. Он выглядел разочарованным, лишенным иллюзий, и, возможно, кто-то заметил бы на его лице следы развратной жизни или каких-либо порочных наклонностей, что нашло отражение в некоторой опустошенности во взгляде и преждевременных морщинах.
Чем-то он напоминал изображенного на портретах короля Карла Второго. Раньше он улыбался, приветствуя будущее, теперь же с горькой усмешкой ждал от него лишь новых ударов судьбы.
Тут Люси ворвалась в комнату, прервав размышления Алинды.
— О, мисс! Вы умрете от смеха, если узнаете, что происходит внизу! Ее милость сидит словно истукан на одном конце стола, а его милость на другом. И оттуда прожигает ее взглядом насквозь. Мадемуазель же — никак не запомню ее имя — флиртует с обоими мужчинами сразу.
— Что это за блюдо, Люси? — спросила Алинда, боясь обидеть горничную требованием прекратить сплетничать, и в то же время не желая поощрять ее в этом занятии.
— Клубника со сливками, мисс, и еще пирожное со взбитыми белками. Это особый десерт нашего повара. Вам понравится, вы только попробуйте.
— Не сомневаюсь в этом, — улыбнулась Алинда.
— И я не постесняюсь сказать вам, мисс, что если вы немного оставите на блюде, то это не вернется на кухню, раз я и Роза тут рядом.
— Надеюсь, что оставлю вам достаточно, — с улыбкой кивнула Алинда.
— О, мисс, мы не хотим, чтобы вы чувствовали себя обязанной нам что-то оставлять. Пожалуйста, накладывайте себе побольше.
— Я взяла столько, сколько хотела.
— Мадемуазель, между прочим, уже успела показать зубки, — заговорила опять Люси на волнующую, тему, будучи не в силах сдержать свое возмущение. — Она пригрозила мисс Вудс, старшей горничной, что в случае какой-нибудь оплошности разобьет тарелку о ее голову. Что вы на это скажете, мисс?
— Слова, достойные истинной леди, — съязвила Алинда.
— Я тоже так считаю, — ухмыльнулась Люси в ответ.
Она принесла на подносе кофейник и чашку, поставила на столик возле камина, и убрала то, что Алинда оставила от десерта.
— Я оставлю здесь канделябр, мисс, пока лакей не принесет лампу. Он запаздывает немного, но, как я вам уже сказала, мы все сегодня не в себе.
Люси удалилась, но едва Алинда приступила к кофе, вновь появилась на пороге с массивной бронзовой масляной лампой. Поместив ее в центре стола взамен канделябра с уже догорающими свечами, Люси удовлетворенно отметила:
