— А Заводь останется нашим тайным убежищем. — Ли поднялся, придвинул поближе кресло и сел в него, смущенно и ласково улыбаясь Элизабет. — Милая, я не верю своим глазам.
— Скажи, ты сможешь уехать отсюда? — спросила она. — Компания справится без тебя?
— Компания живет своей жизнью, она почти самодостаточна. Моим заместителем будет муж Софии, поэтому нам не о чем беспокоиться, — объяснил Ли. — И потом, мир становится все теснее — в том числе и благодаря твоему покойному мужу.
— На достигнутом он бы не остановился. — Она наконец отпила хереса, но от предложенной сигареты отказалась. — Больше не хочу. Налей себе бурбона, дорогой.
— Он мне разонравился. Перехожу на херес.
Ли подложил еще полено в камин, гадая, какой будет жизнь с Элизабет — скорее всего умиротворенным и страстным союзом, полным единением. Чтобы сидеть с ней у камина по вечерам, смотреть ей в глаза и скучать, когда ее нет рядом.
— По натуре я почтовый голубь, — с оттенком удиатения признался он. — Странно, а ведь я провел в странствиях полжизни…
— Хотела бы я увидеть места, где ты путешествовал, — мечтательно произнесла она. — Может быть, на обратном пути из Италии заедем на твои нефтяные прииски в Персии?
Он рассмеялся:
— На мои почти убыточные прииски! Но мы с Александром заранее продумали, как отделаться от них и ничего не потерять. В то время мы осматривали линкор «Маджестик» в Портсмуте. Помню, Александр еще сказал: «Твои мысли я читаю как сигнальные флаги на мачте». А я откликнулся: «Нам незачем объяснять друг другу то, что понимаем мы оба».
— В чем-то ты очень похож на него, — заметила Элизабет с удовольствием. — Идея пришла к вам одновременно?
— Осуществить ее удастся не завтра и даже не в будущем году, но это не так важно. В ближайшие десять — двенадцать лет на британских линкорах появятся турбинные двигатели, работающие на нефти. Если Великобритания и впредь желает оставаться владычицей морей, ей понадобятся боевые корабли с огромными орудиями, толстой броней и скоростью не меньше двадцати узлов. И при этом не изрыгающие клубы дыма. Нефть дает слабый бледный дым, уголь — черную гарь. Но загвоздка в том, милая, что своих месторождений нефти у Великобритании нет. Вот я и решил в самое подходящее время продать компанию «Пикок ойл» правительству Великобритании, что наверняка обрадует шаха. Британский лев защитит его от русского медведя. Впрочем, — помедлив, добавил Ли, — я еще не знаю, какой из двух хищников опаснее.
— Звучит многообещающе, — заметила Элизабет. — Любимый, Александр в тебе не ошибся.
— Александр не ошибся в тебе. Если бы он не выписал невесту из Шотландии, мы с тобой никогда не встретились бы, а об этом мне больно даже думать. Представь, я по сей день скитался бы по миру.
— А я осталась бы старой девой из шотландского Кинросса. Как хорошо, что Александр увез меня за океан. — С ее ресниц сорвалась слеза. — Будь у меня шанс вернуться в прошлое, я бы ничего не стала менять. Кроме судьбы Анны.
На это Ли не ответил, только осторожно сжал ее пальцы.
Смерть отца сказалась на медицинской карьере Нелл: внезапно у нее снизились оценки, и не потому, что учебе она уделяла меньше сил и времени. Экзамены за четвертый курс она сдала с трудом, преподаватели невысоко оценивали ее знания, напоминая, сколько занятий она пропустила. На пятом и шестом курсах исправить положение не удалось, хотя Нелл знала, что среди однокашников должна по праву быть лучшей. О дипломе с отличием теперь не могло быть и речи, но Нелл сомневалась, что ее завалят на последнем курсе. На всякий случай она недвусмысленно намекала: если ее посмеют завалить на экзаменах, она не постесняется сообщить об этом газетчикам, которые с радостью хватаются за любое известие о дискриминации женщин на медицинском факультете. И она выдержала экзамены и получила диплом бакалавра медицины и хирургии. Ученый совет раскритиковал ее диссертацию по эпилепсии как невразумительную, туманную и не подкрепленную данными клинических исследований. Кроме того, эпилепсия уже давно не значилась в списке наиболее «модных» болезней. Не растерявшись, дочь сэра Александра Кинросса отправила свою работу в Лондон сэру Уильяму Гауэру, спрашивая в письме, достоин ли автор диссертации докторской степени. Она подписалась «Э. Кинросс».
В декабре 1900 года она окончила университет, так и не дождавшись ответа из Лондона. Наступало время курьезных волнений и еще более курьезных опасений: по всем приметам дело шло к объединению колоний и появлению Австралийского Союза. Узы с Великобританией по-прежнему оставались крепкими, граждане Австралии имели британские паспорта и являлись британскими подданными. Австралийцев как таковых не существовало. Австралию ждала судьба страны второго сорта — с заимствованными у Великобритании традициями и культурой, с конституцией, касающейся в основном федерального парламента и штатов, где народ упоминался всего один раз в краткой преамбуле. «Ни билля о правах, ни ощущения личной свободы, — с досадой думала Нелл. — Демократия на британский манер, поддерживающая устои. Да, мы потомки каторжников, с нами не привыкли считаться. Даже губернатор Нового Южного Уэльса может позволить себе в первом же обращении к народу упомянуть его «позорное клеймо». Да идите вы к чертям собачьим, лорд Бошан, дряхлый британский сноб!»
Нелл сидела на скамье у готического корпуса медицинского факультета, жевала сандвич с сыром и решительно не хотела общаться со студентками, которые, впрочем, и сами не горели желанием заводить с ней разговоры. Да и студенты избегали ее, считали мужеподобной и неженственной, хотя в последнее время Нелл чаще появлялась на балах и вечеринках. Известие о том, что пожизненный годовой доход Нелл составляет целых пятьдесят тысяч фунтов, пробудил интерес к ней у охотников за состояниями, но Нелл давно поняла, как отвадить любителей наживы. Оскорбленные, они отступали, а после того как в числе поклонников Нелл побывал неженатый преподаватель, явно имевший на нее матримониальные виды, но получивший отпор, ее оценки снова снизились. Тем не менее она вынесла все и победила. Ни на одном курсе она не задержалась дольше положенного года.
— Так я и думат, что это вы, — послышался знакомый голос, и кто-то тяжело опустился рядом на скамью.
Хмурясь, Нелл повернулась к непрошеному гостю, уже готовая метать молнии, но вдруг приоткрыла рот и ахнула:
— Господи! Неужто Бэда Талгарт?
— Он самый, и заметьте — постройневший, — отозвался Бэда.
