Здесь, конечно, не Чарльстон. На улицах, по обеим сторонам деревянных тротуаров непролазная грязь, просто засасывает ноги, я едва не оставил там сапоги. Палатки и деревянные хижины соседствуют с новехонькими кирпичными строениями. Еще три года назад, пока не нашли золото, в Сан-Франциско было всего 800 жителей. Сегодня тут уже целых тридцать шесть тысяч. Повсюду, от пристани до самых холмов, окружающих город, слышится стук молотков и визг пил.
Сюда съехались китайцы, ирландцы, итальянцы, янки из Коннектикута и мексиканцы: новый город кипит новыми людьми и новомодными представлениями.
Хотя я скучаю по тебе и друзьям из Низин, я не изгнанник. Меня словно выпустили на волю после долгого тюремного заключения ярким солнечным утром. Есть масса городов помимо Чарльстона, и там прекрасно можно жить!
Пожалуйста, пиши мне на адрес этой гостиницы. Они передадут мне всю поступившую почту. Расскажи о Шарлотте и бабушке Фишер, но подробнее всего — о своих делах. Из всей прежней жизни, дорогая сестра, мне более всего недостает тебя.
Твой любящий брат Ретт.
12 марта 1850 года
Гудыгарз-Бар, Калифорния
Дорогая сестренка!
Гудыгарз-Бар — выдающийся по степени безобразия лагерь золотоискателей: это безлесная высокогорная пустошь, изрытая землянками, повсюду палатки и бревенчатые хижины без окон, где счастливчики из золотоискателей получают иногда по две тысячи долларов за тележку ценного сырья.
Даже богатые «аргонавты» должны есть, иметь необходимые для работы кирки и лопаты, а нормы, приличия (и низкая температура в ночное время) диктуют необходимость приобретать брюки и обувь.
Сестра, я стал торговцем — одним из тех скучных парней, на чьих трудах держатся любые аристократы. За карточный куш я приобрел вместительный грузовой фургон и четырех выносливых мулов. И накупил солонины, виски, муки, лопат и полотна, переплатив вдвое, чем если бы я брал все это в Каролине.
Затем погрузил мулов и товары на пароход, который, пыхтя, поднялся по реке до Сакраменто. Там я какое-то время отирался, пока путь в золотоносные горные края не стал уже почти проходимым. Сестренка, твой торговец брат пробивал дорогу через трехфутовые снежные сугробы, чтобы доставить товары в Гудыгарз-Бар!
Меня никогда не встречали столь радостно. Продовольствие не доставлялось в лагерь с октября, старатели умирали с голоду и увидели в твоем брате истинного спасителя.
У них было золото, но им не на что быно его тратить!
Не прошло и часа с момента моего появления, а я уже продал все, за исключением револьверов и одного мула.
Я возвращался через те же сугробы, то и дело оглядываясь. Мне было что охранять.
Когда я принес свою добычу в банк «Лукас энд Тернер» и положил ее в банковскую ячейку, даже суровый мистер Шерман, управляющий банком, поднял брови.
Хотя я написал тебе сразу по приезде сюда, ответа до сих пор не получил. Молюсь, чтобы все было в порядке, и жажду узнать твои новости.
А теперь пора принять теплую ванну и лечь спать.
Твой любящий брат Ретт.
17 сентября 1850 года
Отель «Септ-Фрэнсис»
Сан-Франциско, Калифорния
Дорогая сестренка!
Не рассказывай отцу о том, что я стал респектабельным господином. Компания «Батлер дженералмерчендайз» имеет офис на втором этаже дома на Юнион-сквер и склады в Стоктоне и Сакраменто.
Узнаешь ли ты своего брата в черном деловом костюме, аккуратных гетрах и фуляровом галстуке сдержанного цвета? Я чувствую себя актером, играющим в очень странной пьесе.
Оказывается, у меня есть сноровка добывать деньги. Возможно, поэтому я смотрю на них лишь как на средство — без всякого священного трепета.
Я более не играю в карты. Для того, кто доставлял повозки с грузом в лагеря золотоискателей, подобные Гудыгарз-Бар, Богас-Тандер и Магфаззл (хотя это и не столица, Магфаззл и впрямь существует), покер кажется мелкой игрой.
К чему просиживать ночи напролет в душной, прокуренной комнате того лишь ради, чтобы освободить пьяных дураков от денег?
Здешние «аргонавты» обезумели от жадности. Страховые компании отказываются заключать с ними договора. Их косят холера, пьянство и всякого рода несчастные случаи. Поскольку в лагерях закон отсутствует, споры обычно разрешаются с помощью кирки, кулаков или револьверов. Когда людей постигает неудача, нередки случаи самоубийств.
«Аргонавты» так же скоры на расправу, как и аристократы в Низинах, но причины для драки у них совершенно прозрачны. Здесь нет никакой болтовни о чести.
Говоря о родных местах, мы, калифорнийцы, употребляем выражение «там, в Америке». Умный компромисс мистера Клея[7] и смерть мистера Калхуна[8] здесь прошли почти незамеченными.
Местные жители энергичнее, но не мудрее.
Я не получил от тебя ни одного письма и больше не жду ответа. Ты не могла умереть — я бы почувствовал это. Полагаю, отец запретил тебе писать.
Но ситуация может улучшиться, даже в Броутоне, кроме того, само обращение к тебе в письмах оживляет твой милый облик в сердце. Когда я пишу, то чувствую твою любовь и возвращаю ее тебе, умноженную десятикратно.
Твой преданный корреспондент Ретт.
19 июня 1851 года
Отель «Сент-Фрэнсис»
Сан-Франциско, Калифорния
Дорогая Розмари!
«Этой ночью снова крякали сиднейские утки» — так говорят городские умники, когда честных людей грабят, бьют или пристреливают на улицах. В Сан-Франциско всегда хватало народа без особого зазрения совести, а недавно их ряды пополнились иммигрантами, выпущенными из мест заключения Австралии, что сделало город намного более опасным.
Я беспокоюсь не о себе, не о своем бизнесе, не о моих управляющих. У меня репутация (явно незаслуженная) человека жестокого.
Однако, как нас учил мистер Ньютон, каждое действие встречает равное противодействие, и когда меня пригласили на обед с тремя высокопоставленными гражданами города, я отнесся к этому с подозрением.
Банкир У. Т. Шерман старше меня. У него треугольное лицо богомола, короткая бородка и феноменально большие глаза. Считается, что карие глаза свидетельствуют о мягком характере. Глаза Шермана — это два куска льда. Он астматик с очень бледной кожей. Ни он сам, и никто другой не считает, что он долго протянет.