Сам мистер Джарвис, человек небольшого роста, морщинистый и как бы сушеный, принял меня, напротив, приветливо.
— Я хотела бы ознакомиться с завещанием своего дяди, мистер Джарвис, — сказала я, сразу обратившись к сути дела.
— Конечно, конечно. Я так и думал, что это является причиной вашего визита. Кстати, мисс Макдональд, я и сам намеревался встретиться с вами. Мистер Флактон сообщил мне в церкви о вашем приезде, а потом я видел вас входящей с леди Флактон…
— Меня интересуют в данный момент не собственные дела, — прервала я его, — мне нужно знать, кто унаследовал состояние моего дяди.
Мистер Джарвис позвонил в колокольчик и попросил явившегося без промедления клерка принести ему бумаги мистера Макфиллана. Можно было предположить, что документы эти должны были оказаться уже наготове, однако прошло не менее десяти минут, прежде чем они оказались в кабинете, а тем временем мы с мистером Джарвисом вели бессмысленный разговор о погоде.
Он, конечно, выразил свои сожаления по поводу кончины дяди Эдварда, но после того, как я поблагодарила его за сочувствие, говорить стало не о чем.
Наконец появилось и завещание, и мистер Джарвис приступил к чтению. К моему удивлению, дядя Эдвард оставил мне кучу денег; большая часть их должна была оставаться нетронутой до достижения мной двадцати пяти лет или пока я не выйду замуж, кое-какая сумма отходила моей матери, а в случае ее смерти должна была быть выплачена мне.
Окончив чтение этой части завещания, мистер Джарвис остановился.
— Есть еще несколько наследников, — сказал он. — Одним из них является мистер Флактон, есть и другие друзья. Не думаю, чтобы вас это интересовало.
— O, наоборот! — возразила я. — Именно за этим я и приехала к вам.
Мистер Джарвис не скрыл своего удивления.
— Простите, что не могу раскрывать подробностей, — продолжила я, — но по личным соображениям мне необходимо знать, кому еще завещал деньги мой дядя. Не хочу, чтобы вы думали, будто я явилась прямо с похорон только затем, чтобы узнать, насколько разбогатела. На самом деле, я вовсе не рассчитывала на то, что дядя Эдвард оставит мне вообще что-нибудь.
На лице мистера Джарвиса удивление сменилось сомнением.
— Не понимаю… — задумчиво проговорил он.
— Мистер Джарвис, — сказала я, — прошу вас поверить мне: дело не терпит отлагательств. Не прочтете ли мне все остальное?
Я не испытывала особой уверенности в том, что закон разрешает мне ознакомиться с завещанием, однако решила соблюдать права старого адвоката, при всем его кряхтенье и хмыканье.
Но как только он возобновил чтение, я поняла причину. Дядя Эдвард оставил свои книги и некоторые картины Питеру, выделил некие суммы слугам, a затем завещание гласило:
— Миссис Рози Хьюитт, Вестминстер-корт, 119, моему старейшему и самому любимому другу, я оставляю остатки своего состояния и все остальное имущество как скромный знак большой благодарности за все то счастье, которое она дала мне за прошедшие двадцать лет.
— Благодарю вас, — произнесла я, когда он закончил. — А вам известна миссис Хьюитт?
Мистер Джарвис смутился.
— Кажется, однажды я разговаривал с ней. Простите меня за подобное предположение, мисс Макдональд, но эта интимная страница жизни вашего дяди никоим образом не касается вас.
— Я это понимаю, мистер Джарвис. — Встав, я протянула ему руку. — Очень благодарна вам. Если вам потребуется связаться со мной, еще несколько недель я пробуду в особняке мистера Флактона.
Мистер Джарвис проводил меня до двери. Я просто чувствовала его неколебимую уверенность в том, что меня интересовали только собственные приобретения. И не стала разубеждать его, так как узнала то, что меня интересовало.
Автомобиль ждал меня, и я велела шоферу ехать на Вестминстер-корт. Оказавшись там, я отпустила его и вошла в причудливый дом из красного кирпича. В нем царила спокойная и старомодная атмосфера, лифт не спешил, a возле двери каждой квартиры висел медный молоточек, отполированный до зеркального блеска, так что в нем можно было увидеть собственное отражение. Я назвала номер, оказавшийся на самом верхнем этаже. Выходила из лифта я в некотором волнении, однако в дверь постучала решительным образом.
Отворила мне пожилая седовласая служанка.
— Могу ли повидать миссис Хьюитт?
На лице ее отразилось сомнение.
— Как мне назвать вас?
Я сообщила ей свое имя и осталась в холле. Вернулась она через несколько минут.
— Миссис Хьюитт пребывает сегодня в расстроенных чувствах, — проговорила служанка. — Она просит прощения, но не могли бы вы заглянуть завтра?
Тут я убедилась в том, что попала в нужное место. И поняла, что миссис Хьюитт могла не догадаться, кто я, по моей фамилии.
— Не передадите ли вы ей, что я — племянница мистера Макфиллана, — сказала я, — и прошу уделить мне всего несколько минут. Много времени я у нее не отниму.
Служанка вновь исчезла за дверью, а я принялась осматривать маленькую квадратную прихожую, увешанную, к моему удивлению, щитами и кинжалами. Они показались мне похожими на оружие туземцев-зулусов, и я вспомнила, что дядя Эдвард часть своей жизни провел в Африке.
Служанка вернулась и пригласила меня в просторную комнату, выходившую окнами на Сент-Джеймский парк. Комната показалась мне необычайной. Я никогда еще не видела столько фотографий в одном месте.
Почти все они были подписаны, и многие были помещены в серебряные рамки. Ими были заставлены пианино, столы, каминная доска, письменный стол, другие устроились на стене — на небольших резных полочках.
Рядом с уютным диваном располагались два или три кресла, с подушками разного размера и формы. Одни были покрыты черным атласом с черными, ручной работы аппликациями, другие изображали кукол в платьицах из тафты с оборками, одну или две из красного плюша украшали тяжелые золотые кисти по углам.
Я в изумлении оглядывалась по сторонам. На стенах висели многочисленные рисунки — картины, акварели и, на мой взгляд, достаточно качественные гравюры без всякого порядка соседствовали друг с другом, а над каминной доской располагалась голова оленя.
Я сосчитала все отростки, это был действительно царственный зверь. Прикрепленная ниже серебряная табличка сообщала, что олень этот был убит Эдвардом Макфилланом, эсквайром, на Гленнаррах-мур, 9 сентября 1907 года.
Я все еще разглядывала ее, когда дверь отворилась.
Я была права. Миссис Рози Хьюитт оказалась той самой женщиной, которая плакала перед домом дяди Эдварда предыдущей ночью, плакала в церкви, а потом бросила розы в его могилу.
