Это был Ролло. Неведомо, почему в этот миг ои оказался рядом, но она тотчас узнала его.
— О, Ролло!
Она припала лбом к его плечу, прячась от ледяного дыхания зла, которому он и сам был причиной.
Ролло осторожно взял ее за подбородок. По лицу Эммы текли струи дождя, но она улыбнулась ему.
— Где же ты был так долго? Почему не приходил?
В его серых прозрачных глазах вдруг вспыхнуло что-то, как дальняя зарница. Но лишь на миг. В следующую секунду лицо его стало жестким и он повернулся к Рагнару, заговорив на своем языке. Однако Эмма поняла, уроки Атли не прошли даром.
— Я ведь велел тебе не трогать ее, Рагнар!
Датчанин ответил отнюдь не смиренным взглядом.
— Но ты не велел мне кланяться ей в пояс! Да, я имел ее так, как пожелал, и сделал это по твоему же приказу, Рольв!
Пряча лицо на груди Ролло, Эмма почувствовала, как вспухают бугры его мышц.
— Ступай прочь! Но, клянусь Одином, это не последнее мое слово.
Он накинул на Эмму свой плащ и повел ее меж тесно стоящих домов и амбаров, где, несмотря на непогоду, стучали молотки и визжали пилы, — Ролло приказал строить новые жилища вместо смытых наводнением. Эмма шла за ним как привязанная. Такое знакомое ощущение — следовать за Ролло, находиться под его защитой и покровительством. Это взволновало ее куда больше, чем она могла предположить.
К тому времени, когда они оказались во владениях епископа, Эмма взяла себя в руки и держалась прохладно и учтиво.
Атли был крайне обеспокоен случившимся и во всем винил старшего брата. Зачем он держит непокорного Рагнара в Руане, если тот распространяет в городе дурные слухи об Эмме?
Эмма стояла у дымного очага, протягивая к огню озябшие руки. Подошло время трапезы, служанки накрывали на стол. Стук их деревянных подошв о плиты пола и перезвон посуды мешали Эмме отчетливо слышать разговор братьев, но ответ Ролло все же донесся до нее.
— Если мне и следует кого-либо винить в том, что случилось, Атли, то только себя. Тот день для меня как гноящаяся рана.
Он произнес это негромко, и девушка в первый миг даже не была уверена, что не ослышалась. Она замерла, сердце ее вдруг застучало с неимоверной силой. Она поняла, что не ошиблась, когда после короткой паузы разобрала, как Ролло глухо пробормотал сквозь сцепленные зубы:
— Никогда не прощу себе!
В комнате запахло гороховой похлебкой. Дородная служанка водрузила на стол полный до краев котел и подняла крышку. Ролло встал, собираясь уходить, накинул плащ. И тотчас Эмма круто повернулась к нему:
— Разве вы не останетесь разделить трапезу с нами?
В ее глазах была просьба. Ролло заколебался, теребя левой рукой фибулу плаща.
— Но…
Эмма заставила себя дерзко улыбнуться.
— Вы, Ролло, нередко посещаете нашего благодетеля — его преосвященство епископа Франкона, бываете в этих чертогах, но меня и Атли словно избегаете. Разве Атли не брат вам? Или там, откуда вы родом, не принято навещать своих родичей?
Только сейчас она поймала себя на том, что говорит о себе и Атли как о семье, но юноша уже просиял. Ролло же оставался мрачен, глаза его смотрели сурово. Но когда и брат присоединился к приглашению Эммы, наконец кивнул.
— Именно сегодня мы ожидаем у себя епископа Франкона, — продолжал Атли, с улыбкой поглядывая то на невесту, то на брата. — Я велю откупорить бочонок со старым анжуйским, которое и ты, и епископ столь цените.
С этого дня Ролло стал у них частым гостем. Он являлся усталый и зверски голодный, но всегда был приветлив. Нередко между ним и епископом Франконом вспыхивали споры, но вместе с тем трудно было не заметить, что оба спорщика весьма симпатизируют друг другу. Эмма уже знала историю, как во время первого появления Ролло в Руане Франкон вышел к нему навстречу с горсткой горожан и признал его власть, умоляя взять город под свое покровительство. Франкон сам поведал Эмме о событиях тех дней:
— Город был дотла разрушен. Даже старые стены Ротомагуса не устояли перед подкопами и стенобитными орудиями норманнов. Уцелели лишь кое-какие постройки на острове, где стояло аббатство Святого Мартина, там укрылись последние уцелевшие жители. И когда нам стало известно, что викинг Ролло бросил якоря своих драккаров у стен аббатства, мне не оставалось иного, как с десятком своих монахов выйти к нему навстречу и просить о снисхождении. Так же поступил и мой предшественник — епископ Виттон, когда Ролло Пешеход явился в Руан. Потом, правда, поползли слухи, что Пешеход погиб, но Ротомагусу от этого было не легче, ибо уж слишком много язычников становились здесь лагерем, а вели они себя не лучше, чем челядь из свиты Сатаны. Один из них, Сигурд, что потом ходил на Париж, умертвил престарелого епископа Виттона, велев искупать его в смоле, привязать к шесту и поджечь, будто живой факел. Епископство перешло ко мне, и было это отнюдь не благом, если вспомнить кончину моего предшественника. Когда я выступил во главе процессии к якобы возвратившемуся Пешеходу, я был вполне готов принять мученическую смерть. Но, к моему изумлению, вместо старого пирата я узрел совсем еще молодого человека, в чем-то похожего на прежнего Пешехода, но куда более статного и любезного. Он смеялся, глядя на нас, но когда мы опустились на колени и просили его распространить на нас свою власть и покровительство — стал серьезен. Когда же мне удалось поговорить с ним, я убедился, что этот юноша вовсе не глуп и планы его не лишены здравого смысла. Именно в них я усмотрел прямую выгоду для нас, христиан града Ротомагуса.
С тех пор Франкон стал одним из ближайших советников Ролло и служил ему верой и правдой. Викинг ценил его тонкий расчетливый ум, считался с ним и терпел даже его высокомерие и заносчивость. Ибо Франкон, даже пребывая в зависимости от Ролло, всегда держался так, словно оказывает язычнику благодеяние одним своим присутствием. Эмма, однако, отлично знала, как высоко ценит Ролло Франком, сколь высокого он мнения о его достоинствах правителя. Даже те непримиримые диспуты, что они вели во время трапез, несмотря на горячий нрав норманна и надменность прелата, всегда оставались в пределах дозволенного.
Франком был истинным гурманом, и Эмма следила, чтобы в дни его и Ролло визитов на столе появлялся отменный ужин. Она любила эти вечера, когда в тесном покое с выбеленными известью арками над головой и камином из красного кирпича дрожал ясный отблеск пламени, пахло доброй едой, а за окном шумел, как порожистая река, дождь. Франкон, в лиловой камилавке, с двойным подбородком, утопающим в меховом вороте его епископского облачения, плавно простирал пухлую руку с тонкими, почти дамскими пальцами, брал с деревянного блюда пирожок с начинкой из чесночной колбасы и осторожно отведывал, стараясь не забрызгаться обжигающим мясным соком. Эмма с наслаждением глядела, как святой отец ест. Викинги этого не умели. Даже Ролло поглощал пищу шумно, в молчании и с жадностью. Небрежно отвернув широкие рукава туники, он рвал рыбу руками, отхватывал ножом здоровенные ломти мяса, птичьи кости так и хрустели на его крепких зубах.
