— Я рада за тебя, — ответила девушка. Она села на стул, покинутый герцогиней, и налила чашку для герцога, которую Торквил передал ему.
После этого молодой человек протянул ей свою чашку.
Когда она стала наполнять ее, дверь открылась, и вошла герцогиня.
— Я слышала, ты вернулся, Келвин… — сказала она и вдруг увидела Пепиту, сидевшую на ее месте.
Она подошла к ней с искаженным гневом лицом и крикнула:
— Как ты смеешь! Как смеешь ты занимать место хозяйки за столом в моем доме!
— Я… я… извините… — вздрогнула Пепита и начала подниматься со стула.
Но герцог прервал ее.
— Не возмущайся, Флора! Я попросил мисс Линфорд налить мне чашку чая, пока тебя не было.
Пепита отошла в сторону, но герцогиня стояла, глядя в упор на своего мужа.
— Я не потерплю эту женщину здесь! Ты понимаешь это? Она должна покинуть нас, немедленно, сегодня вечером! Она не только англичанка, но еще ведет себя как шлюха. Я видела из окна, как она заигрывала с Торквилом «на лужайке, — так не будет вести себя ни одна порядочная женщина!
Слова, казалось, вылетали изо рта герцогини, как брызги смертоносного яда.
Это было ужасающее зрелище.
У Пепиты перехватило дыхание, она готова была убежать, прежде чем услышит еще нечто подобное, но герцог произнес громовым голосом:
— Прекрати, Флора! Ты напрасно расстраиваешь себя без всякой необходимости! Иди в свою комнату и ложись!
Это был приказ, прозвучавший как пушечный выстрел.
В следующую секунду герцогиня напряженно смотрела на мужа, словно намеревалась воспротивиться ему.
Затем она разразилась рыданиями и вышла из комнаты.
Тотчас наступило гнетущее молчание.
Неизвестно, сколько бы оно продолжалось, если б Рори, у которого рот был набит горячей лепешкой, не спросил:
— Почему она расстроилась? Она хочет посмотреть моего лосося?
Это прозвучало так забавно, что Пепите захотелось рассмеяться.
Тогда герцог, словно желая как-то рассеять неловкость, ощущаемую всеми, сказал:
— Поспеши, допей свой чай, и мы пойдем смотреть на лосося.
Жани, чувствуя себя обделенной вниманием, спустилась со стула и встала рядом с герцогом.
— Рори поймал лосося, — изрекла она, — а я чуть не поймала бабочку! Она была очень красивая!
— Ты должна рассказать мне об этом, — улыбнулся герцог.
— Этот дядя, — продолжала Жани, указывая на Торквила, — сказал, что я похожа на бабочку, но это глупости! Я слишком большая, чтобы быть бабочкой!
— Слишком большая, — согласился герцог, — но не намного больше, чем лосось Рори!
Пепита внимала их беседе с нескрываемым изумлением.
В ее сердце зазвучала радостная мелодия.
Мистер Кларенс оказался прав.
Дети унаследовали от своего отца его магнетическое обаяние, и герцог не смог устоять перед ним.
Дамы покидали столовую после званого ужина, и Пепита, выходившая последней, подумывала, как бы незаметно ускользнуть от всех.
Герцогиня, как обычно, игнорировала ее и намеренно не представляла никому из гостей.
Некоторые оставались в замке на ночь, те же, кто уезжал, недоумевали, почему герцогиня не соизволила объяснить, кем является Пепита.
Эту роль взял на себя Торквил, пытавшийся утихомирить маслом разбушевавшиеся воды.
— Я думаю, — сказал он пожилой и, по-видимому, важной леди, — вы не знакомы еще с невесткой Алистера. После его смерти она привезла сюда его детей.
Глаза вдовствующей леди сразу же загорелись любопытством.
А вскоре все гости, с которыми Пепита была еще не знакома, захотели поговорить с ней.
Ей показалось трогательным их отношение к Алистеру, о котором они так тепло отзывались; было очевидно, что они не забыли его.
Однако она чувствовала, каждое слово, сказанное кем-либо ей, приводит герцогиню в ярость, и ей становилось не по себе.
Ей чудилось, будто враждебность герцогини все возрастает, причем не только по отношению к ней, но и к детям.
Герцогиня никогда не разговаривала с ними, разве только ругала их за что-нибудь, всегда пренебрежительно проходила мимо них, видимо, считая унизительным для себя снисходить до общения с ними.
Сейчас Пепита рассудила, что становится поздно, и разумнее всего было бы исчезнуть, дабы не сидеть в гостиной, ощущая ненависть герцогини, передававшуюся ей на расстоянии, независимо от того, говорила она или молчала.
Девушка решила поэтому отправиться спать, и пошла по проходу, ведущему к ее комнате и малой гостиной, отданной детям.
Там она начала давать им уроки, испытывая затруднения с Рори.
Если его дед ловил рыбу, он тоже хотел ловить с ним.
Герцог уже брал мальчика на охоту в окрестные торфяники, поросшие вереском, хотя не позволял ему еще носить ружье.
Теперь было совершенно очевидно, что герцог в восторге от Рори и искренне полюбил Жани.
В то же время Пепита знала, что в отношении нее герцог воздвиг нерушимый барьер.
Она почти дошла до своей спальни, когда в конце прохода увидела лунный свет, льющийся через незанавешенное окно.
В такую ясную ночь, подумала она, хорошо бы подняться на сторожевую башню.
Миссис Сазэрленд говорила ей однажды, какой великолепный вид открывается оттуда, и, когда Рори отправился куда-то с герцогом, она и Жани взобрались по винтовой лестнице старой башни и вышли на плоскую крышу.
В давние времена там всегда стоял в дозоре сторожевой клана; он высматривал приближавшихся с моря викингов или прочесывал взглядом торфяники, не прячутся ли в кустах вереска воины враждебного клана Мак-Донаванов.
Миссис Сазэрленд нисколько не преувеличила.
Вид был действительно фантастический, и сейчас Пепита ощущала потребность соприкоснуться с красотой, чтобы снять депрессивное состояние, постоянно возникавшее после контактов с герцогиней.
Она открыла дверь и начала подъем по закрученным каменным ступеням; они были видны в лунном свете, проникавшем сквозь узкие щели, оставленные в стенах для обороняющихся лучников.
Когда она открыла дверь наверху и вступила на крышу, ее буквально ослепила луна.
Если вид сверху был прекрасен в солнечных лучах, с калейдоскопом необычных оттенков света на цветущих торфяниках и мерцающей дымкой над морем, то лунный свет делал все это более поразительным.
Полная луна казалась огромной, а звезды на небе такими яркими, что Пепита замерла перед этой нерукотворной картиной: ничего подобного она никогда не видела.
Парк внизу был тронут серебром, так же как и море за ним; создавалось впечатление, будто она вошла в волшебную страну, и все обыденное и уродливое осталось далеко позади.
Поскольку все проявления прекрасного неизменно трогали ее до глубины души, она чувствовала, как все ее существо потянулось к тайне и магии природы и она стала частью ее самой.
