Он ощутил такой же непреодолимый трепет, такую же таинственную силу, которые часто посещали его в детстве. Став взрослым, он все же не мог описать это чувство во всей полноте – ощущение своей принадлежности этим местам, глубокой и неизменной любви к этой земле. Именно это чувство заставило его уехать на десять лет в Лондон, чтобы сделать все возможное, лишь бы сохранить Баллинашилз.
Сохранить для следующих поколений.
А рядом с ним сидела та, которая понимала все, хотя они никогда об этом не говорили. Роуз любила эти горные вершины так же, как и он, она чувствовала красоту, трепет, связь с этим местом – чувствовала истинное волшебство Баллинашилза.
Она перегнулась, указывая на какой-то упавший валун на далеком склоне; Дункан мельком посмотрел на этот валун, а потом задержал взгляд на ней. Он подождал, пока они доберутся до конца своего досконального осмотра, пока не воцарится мирное спокойное молчание, а потом спросил мягко, тихо, спокойно:
– Вы примете предложение Пинквика?
Роуз бросила на него быстрый взгляд, а потом, снова устремив его на вздымающиеся в небо горные вершины, вздохнула:
– Нет.
– Даже ради того, чтобы стать герцогиней и носить герцогскую тиару?
Роуз усмехнулась:
– Даже ради тиары. – Она смотрела на горы, улыбка ее медленно исчезала. – Он довольно мил, но Перт здоров и крепок, а отец Джереми – еще здоровее. Если я выйду замуж за Джереми, большую часть жизни мы будем жить в Эдинбурге.
– А вам этого не хотелось бы?
– Я этого не вынесла бы. – Роуз обдумала сказанное и поняла, что это правда. – А вы? Вы собираетесь сделать предложение Клариссе?
Он раздраженно пожал плечами:
– Девушке, которую пугают горы и которая не может без панического страха даже посмотреть на озеро? Нет уж, благодарю вас. Мне требуется жена, гораздо более сильная духом.
Роуз удивилась, потом усмехнулась. Встретившись с ней глазами, Дункан тоже усмехнулся. Они изучали друг друга, глядя в глубину, видя то, что находится за светскими личинами. И вдруг Роуз поняла, что ей трудно дышать. Молчание затянулось, и, прервав бессловесный контакт, она оправила юбку.
– Нам, право, пора возвращаться, иначе Джереми поднимет тревогу.
– Когда вы намерены положить конец страданиям этого бедняги?
Роуз склонила голову набок и посмотрела на Дункана, а тот встал и с силой потянулся.
– Как ни странно, – проговорила она, и в голосе ее появились обычные надменные нотки, – но я не верю, что здесь может идти речь о каких-либо страданиях – не из-за любви он хочет жениться на мне.
– Вот как?
Роуз широко раскинула руки.
– Я его устраиваю – я богата, из хорошей семьи, умна. – Дункан кашлянул. Роуз улыбнулась своей слегка кривой улыбкой. – Я обещала сообщить о своем решении в Иванов день, и это кажется мне наилучшим из всех возможных вариантов. Иначе ему было бы довольно неловко оставаться здесь после моего отказа.
Брови Дункана взлетели еще выше.
– Воистину. – Он бросил последний взгляд на высокие вершины, потом кивнул самому себе и, обратившись к Роуз, сказал: – Нам нужно идти.
И с этими словами он взял ее на руки.
– Дункан! – Роуз стала сопротивляться и быстро пришла к тому же выводу, к которому пришла много лет назад: нет никакого смысла сопротивляться Дункану физически; он неизмеримо сильнее ее. – Отпустите меня. – Она не стала вырываться, чтобы проверить, послушается ли он ее, – она знала, что не послушается. Он шел вперед, она покачивалась, прижатая к его груди. – Что вы задумали?
Лицо его выражало исключительное благоразумие.
– Выполняю долг хозяина дома.
– Что?!
– Я не хочу, чтобы у вас оказалась возможность сыграть роль привидения в развалинах и чтобы вы вынудили меня преследовать вас среди этих развалин. Это опасное место, здесь можно покалечиться.
– Я больше десяти лет бродила в этих развалинах.
Наклонившись под веткой, преградившей дорогу к бухте, он посмотрел ей в глаза:
– Вы почти не переменились.
Стараясь не обращать внимания на то, что все теснее прижимается к нему, Роуз сказала:
– Я не собираюсь устраивать гонку среди развалин.
– Это вы теперь так говорите. Но откуда мне знать, когда вы передумаете?
Роуз понимала, что обещать что-либо не имеет смысла; он скорее всего не поверит ей.
– Дункан, это зашло слишком далеко. – У нее уже начала слегка кружиться голова. – Немедленно отпустите меня!
– Перестаньте трепыхаться. – В его голосе прозвучал местный акцент, и ее пробрало от этого до костей. Голос Дункана был ласковым, и это заставило ее вздрогнуть. Потом он заговорил своим обычным голосом: – И к тому же на вас легкие туфельки, а тропа каменистая.
– Я же добралась до камня? – не слишком-то благодарно проворчала Роуз.
– В качестве хозяина я должен сделать все возможное, чтобы облегчить ваше пребывание в моем доме.
И довести ее до безумия. Роуз чувствовала, как перекатывается у него в груди каждое слово, ощущала все держащие ее пальцы – порознь и вместе, один находился прямо под грудью, другой на бедре. Ее держали крепко и без усилий – слишком легко, – и Роуз все больше ощущала свою беспомощность, свою беззащитность.
От одной мысли об этом у нее перехватило дыхание.
Она в последний раз попробовала вырваться; он только еще сильнее сжал ее.
– Сидите смирно – мы уже почти добрались до берега.
До берега она доберется, но сохранит ли рассудок?
Сапоги Дункана захрустели по гравию, он опустил Роуз в лодку; она не очень понимала, в состоянии ли мыслить. Чувства были взбудоражены, но с ними было все в порядке. А вот разумно мыслить, когда она стоит рядом с Дунканом – особенно когда тела их соприкасаются, – казалось невозможным.
То была неутешительная перспектива, и Роуз сильно подозревала, что он это знает. Но по его лицу ничего нельзя было прочесть, равно как и по глазам. Притворяясь спокойной – каковой она вовсе не была, – Роуз откинулась назад и попробовала насладиться пейзажем.
Вершины гор производили на нее сильное впечатление; человек, который греб, чтобы доставить ее на берег, производил впечатление не менее сильное. Лодка быстро скользила по воде, приводимая в движение стальными мускулами, которые напрягались и расслаблялись, а потом снова напрягались и расслаблялись; этот ритм одновременно успокаивал и возбуждал на каком-то ином уровне.
Возбуждал в достаточной степени, чтобы напомнить ей, насколько Дункан совершенен физически, – он превосходный наездник, отличный стрелок, умелый скалолаз, хорошо правит лошадьми. Его потребность отличиться всегда находила выход в физических упражнениях; Роуз готова была поставить на кон свою жизнь, что он еще и прекрасный любовник.
